Когда прозектор удалой,
весёлый местный самородок,
за скальп ухватит облик твой
и навернёт на подбородок,
когда пустая голова
затылком шлёпнется громоздко,
и синецветные слова:
"Причина - разложенье мозга", -
на лист падут из-под руки,
скрипя зубами от обиды,
всем здравым смыслам вопреки,
припомнишь ты:
"А прав был, гнида..."

Когда тебя положат в гроб,
уже подпорченного с виду,
и от амбре взопревший поп
поспешно справив панихиду,
ретиво отобьёт поклон,
и в портмоне запрятав тыщу,
стремительно изыдет вон,
покашливая в бородищу,
ты плюнешь мысленно и зло,
почти заламывая руки,
и снова вспомнишь о былом -
о светлых днях на Поэмбуке.

Когда десяток человек,
скроивших траурные мины,
возьмутся провожать навек
тяжёлый груз твоей домины,
и некто, выпивший слегка,
кого не знал ни ты, ни эти,
нырнёт вперёд на два шажка
и птичьим голосом отметит:
"Его я это... уважал..." -
и вытрет что-то о фуфайку,
ты бессловесно скажешь, ржа:
"Ну наконец, хоть кто-то лайкнул!"

Когда тебя куда-то вниз
опустят со зловещим стуком,
безмолвно крикнешь ты: "Вся жизнь
была, по сути, Поэмбуком!"
Когда ж прощально упадёт
на крышку первая землица,
тебе ещё на ум придёт
смешная эта небылица.