Из гавани моих стихов
уходят ямбы и хореи,
и суть поэтова хиреет,
не дотянувшись до «верхов» –
«низам» пока ещё пример –
зависла где-то посерёдке.
Из гавани уходят лодки,
уносят рифму и размер
и топят их, как ту Му-му.
Мне не найти никак разгадки:
стихи мои скромней «и краткой» –
уже ни глазу, ни уму,
они как стайка скучных птиц
и пол-Днепра не пролетают,
но спросим Раю или Таю
из нетургеневских девиц –
меня читая, часто льют
сердечных мук усладу – слёзы
над островками стихопрозы.
Бывает, критик, чей «ай-кью»
под сотню, – сдуру, сгоряча,
небрежно сделав тёте ручкой,
не «ай да сукин сын», а: «Сучка!» –
мне бросит с барского плеча.
«В качель, – добавит, – растуды!» –
и я дышу опять свободно,
и гавань снова полноводна,
да и в стихах
полно
воды.