Ему шептал туман из глубины расселин,
что неизбежна тьма и вечны подземелья.
Он жил - горбат и тих - где гор сплетались корни,
и глаз не подымал, был бледным и несмелым.
Он знал: нельзя спастись из нор сырых и чёрных.

В них света нет почти и безнадёжны лица.
Но он во снах - летит, и всё вокруг искрится...
Он сердцем ощутил и высоту, и скорость -
горбун поверил в птиц и в то, что станет птицей:
он не хотел ползти безмолвно и покорно.

Не дастся высота, пока сомненья давят -
и мысль была проста, и вера долгожданна.
Стремиться к небу - риск, не знают горы тропок,
им в радость - грохотать, грозя, предупреждая.
И слышался - смирись! - камней тяжёлый ропот.

Но он к вершинам лез с мечтой о небосводе.
Горб увеличил вес, стал необычно плотен -
пришлось почти ползти, не бодро и не скоро,
но, значит, крылья есть, раскроются в полёте...
Не верящие в птиц, над ним смеялись горы.

Он не встречал других, он обходил завалы -
а на краю дуги стеной вставали скалы,
пугали (и внутри опять рождалась робость),
что он сто раз погиб, а в небе птиц не стало -
и отражали крик, когда он падал в пропасть.

Он знал, что нет пути из нор сырых и чёрных,
он не хотел ползти безмолвно и покорно,
и слышался - смирись! - камней тяжёлый ропот,
не верящие в птиц, над ним смеялись горы...
И отражали крик когда он падал в пропасть.

______________
Квинтет Пиастро