Луна, моя соседка и терпеливая подруга,
не хочет отдохнуть от света.
Наверное, зря она кусочком мела
царапает вечную сажу неизвестности.
А может быть, она пытается написать
неугасимое стихотворение?
Мне кажется, нам с нею поможет рассвет:
а вдруг сквозь осеннюю хмарь
пробьётся весенняя радость?

Увы, я такой же фантазёр, как и луна.
Мне так же темно в этом космосе
и так же тесно.

Неужели никогда не закончится
дорога холодного материализма
и я не выйду на берег романтического прибоя
и не увижу струну горизонта,
натянутую между юностью и вечностью?

Неужели и я всего лишь гроб ребёнка,
зарытого заживо
в бесплодный песок истории?

Неужели моя душа - скопище мух
на бескровной улыбке детства,
оставленного умирать на дороге,
но всё ещё ждущего,
когда я вернусь?

Боже,
не введи меня
в пещеру прожорливого разума!

Кто ты, Боже?

Я не знаю, откуда приходит ночь,
молчаливая нищенка в траурном платке,
траченном молью звёзд,
и куда улетает день,
унося в когтях тяжёлый булыжник солнца.

Я не знаю, насколько опасны
раны желаний и потерь,
я любуюсь неразрешимыми загадками
и боюсь трогать гордиевы узлы
на нитях, связывающих меня с родиной.

Я не знаю, кто я среди друзей, -
скорее всего, искажённое их отражение.

(Но я не хочу быть зеркалом!
Смотри же: я дверь!
Подойди и открой меня...)

Мне ничего не известно
о структуре радости -
откуда же мне знать,
кто именно зовётся Богом?

Нужен ли мне бог пессимистов,
который от скуки
зевает холодною бездной?
Мне нужен другой,
тот, что улыбается, даже скорбя,
тот, что не стонет от отчаяния
и не требует от мира любви
к своим благодеяниям и болям.
Мне нужен внимательный читатель моей печали,
благодарный слушатель моего сердца,
кто не стал бы упрекать меня
ни за смех, ни за слёзы.
Его не раздражали бы ни мои мечты о вечности,
ни тяжесть души,
ни её падения
на скалы неразрешимых задач.

Если он мой Бог, то он не может не знать,
что я верю в безбрежность вселенной,
а значит, уверен в бесконечности жизни
и в то, что любовь держит на одной ладони землю,
а по другой растекается звёздный ветер,
и ей легко, и она никогда не устанет,
потому что и земля, и небо слишком малы
по сравнению с верою Бога в людей.

Я знаю, он прощает мне мои потёмки,
из которых просачиваются светлые слёзы.
Он понимает, что я умею так мало,
а именно:
дорожить пройденными тропами,
провожать тех, кого полюбил,
и молчать над собственной могилой.