Оторвавшись от солнца рассветного,
луч полетел паутинкой,
paдуясь сладкой свободе,
и упал на кустик лапчатки,
и слизал с лепестков росу,
и засверкал ещё ярче.

Ветер бережно поднял
этот бесценный подарок
заботливого светила
и отдал его приятелю,
старому пауку.

Сплёл из него паук
браслет красоты несказанной
и подарил луне,
в которую был влюблён
вот уже много столетий.

Луна, примерив браслет,
сказала: «Теперь я солнце!
Не нужна мне ни скорбная ночь,
ни её бесполезные звёзды,
и ветер мне больше не нужен,
и сердце его хрустальное,
и губы со вкусом полыни.
Я так ярка и красива,
что солнце, вон та самозванка,
позеленеет от зависти,
сгорит от стыда, и лишь пепел
от лживой сестрицы останется,
и она уж не сможет надменно
сиять над моей землёй».

И в пляс пустилась неистовый
луна, опьянев от радости,
и, кружась над спящей деревней,
уронила браслет, и он
упал на тропинку, к ногам
любимой моей в ту минуту,
когда я согреть пытался
ручки её озябшие
трепещущими поцелуями.

«Смотри, какой дивный браслетик
с неба упал!» - сказала
любимая, подняла
вещицу тончайшей работы,
которая так сверкала,
что стало вокруг светло.

С улыбкой счастливой девица
надела браслет - и сама
засияла весенним солнцем,
и с презрением посмотрела
на дрожащую жертву любви,
ведь я ей был больше не нужен!

«Отныне я тоже богиня,
скучно мне с вами, плебеи!» -
сказала она и замкнулась
в своей торжественной жизни.
И моряк, и купец, и рыцарь
в глазах её были не выше
презренного хлебопашца,
и даже сказочный принц,
прекрасный и не стареющий
собеседник шутов и эльфов,
напрасно просил её милости,
стоя пред ней на коленях...

Прошло уже столько лет,
что не помню, когда я был молод.
Люблю я гулять по лунным
окрестностям этого мира.
Такой уж я странный: ночью
мне дышится легче - не вижу
отраженья своей тоски
в глазах собак и прохожих.
Брожу, а за мной волочится
тень неотвязной печали.
Сочиняю стихи о прошлом,
иногда улыбаюсь в ответ
на улыбки подруги единственной -
дряхлеющей своей памяти.
А если она заплачет,
слёзы ей утираю
и прошу её рассказать
что-нибудь повеселее.

Порой подхожу я к дому
любимой своей... О боже,
как же она постарела!
И до сих пор одна.
Сидит на крыльце и вертит
на запястье браслет лучистый
или прячет его от луны
и даже от лампы сторожа,
чтобы никто не посмел
касаньем лучей нечистых
осквернять его. Жаль мне гордячку,
освещающую одиночество
и уверенную в том, что солнце -
всего лишь её отражение.