Там, где рыдало небо,
выросли незабудки.
Там, где поэт заплакал,
проклюнется ли улыбка?

Горе бредёт по дорогам,
облачённое в пыльный ветер,
и входит в дома, как в таверны,
и выпивает души
из треснутых кружек тел.

Там, где плескалось озеро
детского смеха, застыли
волны могил. Стихотворец,
посей на них одуванчики!

Память бродит в потёмках,
изъеденная проказой
забвения, но живая,
и стук её гнутого посоха
пробуждает в уснувших людях
картины того, чего не было,
что могло бы, должно было быть.

В городе том, на той улочке,
где любви я напился допьяна,
а проснулся в пустыне похмелья,
всё теперь изменилось:
там открыты лавки торговцев
снами, опавшими листьями,
ключами от храмов разрушенных,
изорванными надеждами,
похороненными поэтами...

Я гуляю по этой улице
в поисках воспоминаний,
но обугленные картинки
рассыпаются в грубых пальцах
одряхлевшей моей философии.

Радость? О нет - случайные
блики на ангельских щёчках
мальчика, что бросает
птицам кусочки хлеба.
Вижу я тусклые искры
на занавешенных окнах,
на плаще уходящего дождика,
в глазах бездомной собаки
и старухи, накрасившей губы...
Но всё это не надежда,
рвущаяся из неверия,
а улыбки усталого света,
отражения робких звёздочек
в чёрном молчанье колодца.

Ветер, стряхни с моей песни
лепестки отцветшего неба!
Я хочу, обновиться, очиститься
от боли, въевшейся в голос.

Помнить хочу, а не плакать!
Не оплакивать - просто петь
и звать тебя...

Всё напрасно:
стихи мои - путь обратно,
туда, где от звонкого счастья
остался пепел молчания.

Где ты? Разбей этот сумрак
молниями улыбок!
Вот моя жизнь - напейся
сказок о вечном счастье!
Неужели не хочешь воскреснуть
ради моей любви?

А помнишь, как яркие капли
мёда с ночного неба
мы слизывали, называя
их звёздами? И как уютно
нам было в двухместном Эдеме...

Разумеется, помнишь! Смотри же:
там, где нас было двое,
теперь одинокий камень.
Но если моими стихами
ты коснёшься его - заплачешь
над могилой того, кто любит
и всё ещё ждёт твоих слёз.