Вероятно, лист для куста — тот же язык без костей,
Лист для дерева — такой же язык. Вот же!..
Выходит, чем голова-крона в сезонности дней пустей,
Тем меньшую часть округи шёпот листа тревожит.
(Чушь! Пустота головы пропорциональна выданным децибеллам,
И до научного обоснования странного факта никому нет дела)

Говорят, это ботаники рвут бескостные листья и засушают их,
Но затем не жуют под пиво, а сохраняют в толстых альбомах,
И если находится вдруг неслучайный достойный слушатель,
Альбом открывают, превращая в сверхзвуковую бомбу.
(Но «говорят», это не значит, что так на деле и есть.
Ботаники — тоже люди. Могут листья и съесть).

А зимой — тишина. Языки-листья — оборваны. Ветви-зубы — белы’
От инея с ароматом-отдушкой «морозная свежесть».
Глядя на это, я глубже прячу во рту язык, а он фантомно болит,
Как будто верит — однажды ботаник придёт и его непременно срежет.
В конце концов, язык без костей — тот же листок куста,
А голова, как космос вдали от звёзд, как крона зимой, — пуста.

Может быть, дерево, куст и я — одно и то естество — 
Яблоком, зреющим в недрах моих речей, вдруг угрожаем Раю?
Листья мои обрывают, оставляя безлистый ствол,
А без листьев яблоко словоблудия медленно умирает,
Но язык без костей сохраняет мои слова — слова не сохнут никак.
Однажды в альбоме откроют страницу с моим языком. То-то выйдет бардак!