«Вчера» для учёного — это наука история,
Где окурок не в урну брошенный становится артефактом,
А если он втоптан в грязь — цена возрастает втрое,
Его реставрируют, о нём издают трактаты,
Гадая, как выглядело лицо —
Толщина губ курившего, очертания крыльев носа, —
Добираясь по еле заметным деталям в конце концов
До весьма вероятных окраски глаз или тембра голоса…

Брут не курил ни «Мальборо», ни «Дымок»
(Во всяком случае, достоверных окурков не найдено)
Он пролез в политику, не заканчивая МГИМО,
Потому что цезарствованием занимался родственный дядя
(Во «вчера» трудовые династии длиться могли столетьями —
История говорит про известные многие прецеденты,
А я говорю: без окурков данные эти
Амбивалентны).

Перекладины спинки лавочки выглядят знаком равенства:
Для лавочки, что «вчера», что «сегодня» — привычные случаи,
Но ей определённо не нравятся,
Как историк с лопаткой и ситом её территорию мучает,
Пытаясь найти разногласия Брута и Гая Юлия.
(Лавочка помнит [а память её вполне исторически точная],
Они не сидели на ней, вдыхая дымное курево
И не кидали окурки, втаптывая в землю нарочно).

Я не любитель Монмартра, мне Пикадилли — узкая.
Нет в них налёта «вчера» в позабытых окурках Кесаря.
Под лавочками, впрессованными в асфальт, окурки валяются густо,
Но их не то что историки — бомжи, и те не приветствуют;
Даже дворник брезгливый метлой не махнёт походя —
Упадок римской империи в европах теперь заметнее.
Не бросал император окурок куда ни попадя —
Лишь потому где попало и нет его.

Но история тем хороша, иногда замечаешь: в пыли,
Размокший в дождях, засушенный долголетьями
Лежит артефакт, который ещё не нашли,
На который уже смотрели, но того ещё не заметили —
Алой полоски на фильтре... Как будто помадный след.
Нет, не помада — кровь. Цезаря. (Цезарю аве!»)
Брут не курил. (Доказательств надёжных нет)
А вот Гай Юлий (я в это твёрдо верю) хотя бы окурок оставил...