Я разучилась мирно, просто, как-то быть,
Стоять в углу и притворяться мглою.
Замызганной забытой злой золою,
Смиряющей огня неистовую прыть.

Мне опротивело безбожно быть святой,
Смешно до слёз быть дьявольски невинной.
Петь соловьём и грохотать лавиной.
И ощущать блаженство жалкой сиротой.

Меняю громкий свет на яркий звук,
На быстрый крик, зажатый между губ.

На улице моей беспечный странный гул.
На башенных часах пробито: полночь.
Застыли ангелы, вот божья помощь!
Устало время и ушло в сплошной загул.

И вязнет в небе жарком колокольный звон,
Расплавленный в потоке адском зноя,
Мечтает как он будет петь зимою,
С протяжной жгучей вьюгой в нежный унисон.

Вдыхаю громкий свет и яркий звук,
Срываясь в быстрый крик, зажатый между губ.

Лишь одиночество, железной кочергой,
Ворочает угли в моём камине.
Выкладывая тщетно чьё-то имя.
Да плачет вера над молитвенной игрой.

Ох, как же хочется однажды стать святой,
Безумной и божественно невинной,
Примерить плащ из мягкой мешковины
И ощутить блаженство с горькой простотой.

Теряя свет и слишком яркий звук.
И тихий стон, зажатый между губ.