Приёмная морга. Сегодня воскресный день –
дежурный прозектор да Шарик, живая псина.
Болезным до смены двенадцать часов сидеть,
но то по регламенту – выпимши оба сильно.

Терзает дежурный гармошку, ему хана –
четырнадцать новеньких ждут в холодильном зале.
Поёт… подвывает собака – кругом война:
ни денег, ни мира. Ша! Женька-прозектор занят!

Орут про мороз, в горлах сиплых ждёт сто идей,
меха инструмента что рёбра: не кнопки – раны.
А вновь привезённым неважно – они в беде,
но как промолчать им? И актом полночной драмы

лежат в холодильнике люди – и там и тут,
вповалку и так, как придётся, до скорых вскрытий...
Им скучно, им грустно – за дверью чудно поют
в три пасти гармошка и пьяницы. Как не крикнуть?!

В четырнадцать глоток. О, чудо! И, верь не верь,
живое живым – как иначе понять возможно?
Скрип-скрип – отворилась не сразу стальная дверь.
Заходят три друга: дежурный, собак, гармошка…

Четырнадцать трупов вновь живы (ура-ура!).
По кругу – стакан, дым столбом, "ха-ха-ха", окурки...
Мотор за мотором – из морга (домой пора),
а Женьку и Шарика тащит бригада в дурку.