­Звуков не было, вообще никаких, пейзажа, как такового, тоже. Ни деревьев, ни холмов. Ровный молчаливый мир. Стерильный мир. Только люди. Много людей. Они не разговаривали, не ели, не пили, а просто ходили. И сыпались. В прямом смысле слова. Из одних струился песок, из других – мелкие камушки. Сами люди были прозрачными. Оболочки людей. Бессловесные и безэмоциональные. Из них высыпалось то, что придавало вес, что укореняло: реальное, обыденное, человеческое. По мере избавления от всего этого, приходила иллюзия свободы: опустошённые могли отрываться от поверхности и даже летать. Не высоко, не быстро и, думаю, не совсем самостоятельно. Как дымка. Но всё же летать. Кто-то сыпался быстрее, кто-то медленнее, но все с головы. Очень странно было наблюдать наполовину прозрачных людей. Обычно от кокона освобождается бабочка, здесь же всё происходило наоборот – от содержимого освобождался кокон. Люди переливались, как мыльные пузыри, эмоциями или оттенками ауры. Да, скорее ауры, потому что эмоциональных всплесков я не ощущал.
В таком мире это было абсолютно нормально. Кстати, сам он как раз и состоял из песка и камней, напоминая пустыню или дно пересохшего океана. Пожалуй, скорее дно, потому что камушки были гладкими, как отшлифованными, а ветер не наметал барханы. Да и само понятие ветра противоречило бы концепции этого мира. Стихиям тут не место. Не знаю, что происходило с этими людьми потом, после полного осыпания, перебирались ли они в другой мир, где, выпав в виде дождя, обретали новую жизнь или зависали клубами памяти, то собираясь в более объёмные воспоминания, то распадаясь на отдельные фрагменты мыслей. Не знаю. Но не думаю, что хотел бы так существовать. Спокойно, безмолвно, иллюзорно, абсолютно абстрагированно. Даже если это были очень умные люди, достигшие просветления, и таким необычным способом избавляющиеся от всего бренного, я не ощущал в них силы. Они ничем не делились. Пустой мир пустых людей. Мир призрачных медуз несуществующего океана, плавающих в только им видной среде. Бесчеловечный мир.