Стражник немедля принялся нашептывать судье что-то на ухо, тыча рукой в жонглерку и притихшего кицуне. Судья послушал, кивнул и жестом велел гвардейцу возвращаться на пост. После чего внимательно осмотрел незваных визитеров. Орхидее стало неловко за то, что она стоит в одной рубашке и штанах, пыльная, грязная и с растрепанной косой. А у Цзао вид и того краше, будто его сперва кошки драли когтями, а потом отделала компания пьяных возчиков.
- Первый раз сталкиваюсь с подобным: о злодеянии еще толком ничего не известно, а виновные уже сами объявились, - глуховатым голосом заметил судья Жэнь. – По закону, я должен бы поместить вас обоих в камеры и строжайше допросить в присутствии писца, тюремного надзирателя и свидетелей. Но вы, похоже, не совсем обычные преступники. Так что я выслушаю вас здесь. Кто из вас желает поведать о содеянном – ты, девушка?
Черная Орхидея поклонилась, обеими руками протянув перед собой шкатулку со старой костью внутри.
- Ваша ничтожная служанка весьма сожалеет о том, что потревожила ваш покой, - начала она, припомнив, как ее наставлял старый Тао. – Однако ж ее ничтожное дело не терпит отлагательств, заключаясь в том…
Стараясь не сбиваться и не перескакивать с одного на другое, она рассказала все. Начиная с ночевки в роще криптомерий и завершив описанием побега из особняка Као Шенга.
- Я знаю, вы мне не поверите, господин судья, - закончила она, сглатывая сухим горлом. Стемнело, в окнах домов один за другим зажигались огни, в сад несколько раз заглядывали встревоженные стражники и слуги судьи. – Я и сама не поклянусь, что собственными глазами видела, как этот тип меняет одну шкуру на другую. Но я пришла к Као в сопровождении лиса – а убежала с этим парнем. У него на шее до сих пор болтается тот ошейник, что я купила для Цзао-лиса. Я убила господина Као, потому что перепугалась до смерти. Я и сейчас боюсь – но люди на рынке Фунджоу говорили, якобы вы судите справедливо. Я не знала, куда еще мне идти и что делать, и пришла сюда. Такова моя история. Можете отправить меня за решетку, но я рассказала все, что знаю.
- Когда творец создавал мир, он оставил в нем достаточно места для чудес, - глубокомысленно высказался судья Жэнь. – Можешь сесть, девушка. И твой спутник – тоже. Эй, там! – окликнул судья, чуть повысив голос.- Принесите поесть этим двоим. Они останутся на ночлег… пожалуй, мне придется запереть вас в старой конюшне, - словно извиняясь, добавил он. – Убежать вы не сможете, но все-таки это не застенок.
Судья провел пальцами по гладкой крышке шкатулки, пощелкал ногтем по замку:
- Говоришь, внутри – часть черепа мертвеца? Я читал о подобном ритуале. Лисица, желающая сменить облик, помещает сию кость себе на темя и кланяется, вознося молитву богине луны. Если лиса совершит десять поклонов, а кость не свалится – превращению быть. Так ли это?
- Так, - неохотно кивнул Цзао.
- Доводилось мне также созерцать поразительные деяния, скобы свершенные духами, призраками и ожившими мертвецами, - господин Жэнь бережно поставил шкатулку рядом с собой, а Орхидея обеими руками жадно вцепилась в кувшин с водой и миску с лепешками. – На поверку же сплошь и рядом оказывалось: это дела рук обычных смертных, лишь пытавшихся сойти в глазах простецов за потусторонних существ. Я позволю себе усомниться в лисьем происхождении сего молодого человека, но в данном случае оно является лишь интригующей подробностью основного дела. Заключающегося в том, что я верю твоей истории, - циркачка затрясла головой, невнятно пытаясь поблагодарить сквозь набитый едой рот. – Почему? У меня собрано немало доказательств жестокости Као Шенга, как и того, что покойный наместник был нечист на руку и не соответствовал своей высокой должности. К сожалению, у господина Шенга имелись влиятельные друзья в столице, препятствовавшие его смещению с занимаемого поста. Его смерть станет благом для провинции, но…
Судья умолк. Жонглерка поперхнулась комком риса, уже догадываясь, что услышит дальше. Цзао глубоко и скорбно вздохнул, впервые несмело подав голос:
- Но кто-то должен быть публично наказан, иначе в столице усомнятся уже в благонадежности господина судьи. Убийство наместника – это не драка носильщиков на базаре и не то, когда ревнивый поклонник душит неверную певичку…
- Совершенно верно, - подтвердил достопочтенный Жэнь, оглаживая бороду. – Я обязан провести расследование и покарать преступников. То есть вас. Либо же… - он помолчал, раздумывая, и заговорил другим тоном, более сухим и деловитым: - Либо же доказать, что убийство Шенга по сути своей не было преступлением. Закон оправдывает жертву, убившую насильника – если свершение насилия подтверждено неоспоримыми уликами либо показаниями трех свидетелей. Оправдывается тот, кто убил, защищая малолетних детей либо же престарелых родителей. Неподсудны поступки воина в походе и императорского лазутчика, имеющего личное прощение владыки. Не будет казнен безумец или слабоумный – но таковых помещают в дом для скорбных рассудком или в монастырь. Личная или семейная месть порой служит оправданием убийства, но тут важны обстоятельства ее свершения… Все это нам не подходит.
- Есть еще неотъемлемое право судьи на тайное лишение жизни любого, кто соучастен в зломыслии против императора либо его слуг, но чья вина не явна, но косвенна, - робко, однако без малейшей запинки проговорил кицуне. Судья покосился на него с легким уважением, согласившись:
- Да, но сим правом следует пользоваться с большой осторожностью, ибо таковая вина все равно должна быть доказана и подтверждена. Если доказательств не сыщется, судья, отдавший приказ о тайном умерщвлении, будет лишен должности, сослан либо казнен. Я мог бы рискнуть и выдать вас за исполнителей моего распоряжения, имейся у меня на руках доказательства какой-нито тягчайшей вины наместника. И, разумеется, подтверждение тому, что он совершил это преступление.
- Линь, - неожиданно для себя произнесла циркачка.
- Прости? – повернулся к ней судья Жэнь.
- У меня есть знакомец по имени Линь. Подмастерье в большой ювелирной лавке, что напротив рынка Вэнь-До, - медленно заговорила девушка. – Он обожает собирать городские слухи и сплетни. Так вот, он под большим секретом рассказывал мне, якобы весной через Фунджоу прошел на север самый обычный караван. В котором среди прочих товаров везли сундуки с печатью императорского казначейства. В сундуках были золотые слитки для подкупа вождей северных кочевников, дабы те отошли от границ Поднебесной. В гильдии ювелиров шептались, мол, когда сундуки доставили на место, печати были невредимы, но в половине сундуков вместо золота нашли свинец, покрытый фольгой. Линь полагает, подмена произошла в Фунджоу, стараниями господина Шенга. Као Шенг украл золото и спрятал его где-то в городе – в ожидании, когда его срок службы наместника закончится и он вернется в столицу. Я не знаю, правда это или нет, но…
- Это правда, - с горечью признал Жэнь. – Скандал чудом замяли, а золото как в воду кануло. У меня были основания полагать, что пропало оно не в Фунджоу, а позднее. Но ювелирам вполне может быть известно более моего, и я подозревал, что Шенг причастен к краже. За которую он вполне может быть казнен. При условии, что кому-нибудь удастся найти золото и доказать участие покойного Као в похищении, - судья многозначительно взглянул на Орхидею.
- А вы можете сделать так, чтобы цирк старого Тао оставили в покое? – спросила жонглерка. – Чтобы у них не выспрашивали, куда я делась – ведь управляющий Као прекрасно помнит, где он меня нанял…
- Их не тронут, я прослежу за этим, - нахмурился достопочтенный Жэнь. – Послушай, девушка… Верно ли я понял твои намерения: ты хочешь отыскать пропажу?
- Я жить хочу, - честно призналась Орхидея. – Если ради этого надо сыскать императорское золото – я найду его. А вы составите потребную бумагу. Мол, Као Шенг был убит по вашему слову за то, что позарился на собственность императора. И я смогу спокойно жить дальше.
- Ты настолько уверена в своих силах? – поднял бровь судья.
- Ни в чем я не уверена, – циркачка безнадежно махнула рукой. – Но разве у меня есть выход? Бежать на север и прятаться всю жизнь? Я не хочу – так. Я не лезла в постель к господину Шенгу. Не крала его драгоценностей, я вообще до сегодняшнего дня о нем знать не знала! Но я его убила - из-за засранца, выпавшего из-под хвоста своей матушки-лисицы. Пусть он побудет виновным за все и сидит в тюрьме, пока я ищу золото!
- Я полагаю, выйдет больше проку, если сей молодой человек станет помогать тебе, - примиряюще заметил судья.
- От него вообще никакого проку, кроме вреда, - огрызнулась девушка. Цзао попытался изобразить оскорбленное достоинство. Получилось скверно. – На кой ляд он мне сдался? Если он и в самом деле лис, то ему наплевать на людей и на меня. Это в любой сказке говорится. Лисицам все едино, что станется с людьми. Они только и думают, как бы переспать с кем или загрызть кого.
- В сказках и притчах также говорится о том, что добродетельные деяния непременно вознаграждаются, - напомнил судья Жэнь. – Возможно, помогая тебе, этот молодой человек искупит совершенные им и его сородичами дурные дела.
Орхидея возвела глаза к ночному небу. Она совершенно не представляла, как и где собирается разыскивать похищенное золото, но ей не хотелось и дальше оставаться в компании Цзао. Право, в те дни, когда она считала его просто диким лисом, он казался ей куда приятнее.
- Так это ведь в сказках, господин судья! В жизни все совсем-совсем не так.

В старой конюшне приятно пахло сеном и жившими когда-то тут лошадьми. В кои веки Орхидея провела ночь спокойно, закутавшись в старую попону и зарывшись в ворох сена. Разбудили ее упавшие на лицо солнечные лучи и мелодичный посвист. Циркачка нехотя приоткрыла один глаз. Цзао-лис сидел неподалеку от нее, скрестив ноги, и приводил в порядок свою шевелюру позаимствованным невесть где гребнем. Кицуне переоделся, и выглядел теперь как достойный молодой человек из хорошей судьи. Может быть, даже столичный студент и сын богатых родителей. Если не обращать внимания на радужные разводы синяков.
- Жена судьи Жэня в щедрости своей подарила тебе кое-что из своих платьев, - сообщил он, заметив, что жонглерка пошевелилась. – Еще нам принесли поесть, а я повидался с судьей и узнал кое-что полезное. Пропавшие слитки, если сложить их вместе, заняли бы три сундука и весили около сорока циней. Это немалый груз, для перевозки которого потребовались бы по меньшей мере пять ослов. Мне кажется, Као Шенг вряд ли стал бы держать украденные слитки в своем особняке. Там полно слуг, которые вечно снуют туда-сюда. Что, если бы кто-то непосвященный наткнулся в кладовой на сундуки с золотом?
- Неужели ты впрямь решил взяться за ум, а не только хныкать и жаловаться? – съехидничала девушка. – Глазам своим не верю.
- Я тоже хочу жить, - бывший лис жестом примирения вскинул обе руки вверх. – Я подумал и решил, что лучшее для меня в данный миг – держаться тебя.
- Чтобы в опасный миг снова юркнуть в кусты? – хмыкнула Орхидея, выбираясь из-под попоны и берясь за тарелку.
- Когда мы выступали на рынке, я ни разу тебя не подводил! – обиженно напомнил кицуне. – Тогда ты меня хвалила.
- Тогда у тебя были четыре лапы, длинный хвост и все твои речи сводились к тявканью и скулежу, - напомнила циркачка. – Где твоя ненаглядная кость мертвеца, кстати?
- Судья Жэнь забрал ее, - понурился Цзао. – В залог нашей верности. Обещал вернуть, как только мы справимся. Взамен мы получили вот это, - лис-оборотень бросил в девушку деревянной биркой на цепочке. – Тут написано, что мы являемся временными служащими суда Фунджоу. А помощник судьи рассказал мне, что нынешним летом Као внезапно начал большие переделки в своей загородной усадьбе. Нанял рабочих, выстроил пару павильонов над озером – и забросил строительство. Мне это кажется подозрительным, а тебе?
- Откуда мне знать, как богачи тратят свои деньги? – пожала плечами циркачка. – Те тридцать слитков серебром были самой большой суммой, которую мне доводилось держать в руках. Но поиски надо с чего-то начать. Давай навестим эту самую усадьбу. Верю, ты уже узнал, как она называется и где находится.
- Изумрудный утес, а идти туда надо по дороге от южных городских ворот до первой большой развилки с каменным указателем, - лис выглядел ужасно довольным собой. – Доедай и пойдем. Судья обещал разослать по городу стражников, чтобы сорвали со стен розыскные листы на меня. А еще, пока ты спала, в суд приходил управляющий Шенга вкупе с целой оравой рыдающих слуг и домочадцев. Они хором требовали справедливости и возмездия для преступников – то бишь нас с тобой. Так что пошевеливайся.
- Не командуй, не то хвост отрублю, - буркнула Черная Орхидея.
В новой подаренной куртке рукава оказались достаточно длинными и просторными, чтобы спрятать в них пару свинцовых шариков. Жонглерка потрясла руками, убедившись, что шарики не выпадут – а при случае она, прихватив рукава, сумеет превратить их в пару тяжелых дубинок. Цзао косился на ее приготовления с уважением.
Десятник стражи на Южных воротах, взглянув на судейские бирки с иероглифами, беспрепятственно выпустил двух молодых людей из города. Циркачка и обернувшийся человеком лис зашагали вдоль по вымощенной потрескавшимися каменными плитами дороге, минуя рисовые поля и накрытые черепичными навесами кумирни духов местности. Цзао сообразил обзавестись мягкими сандалиями и почти не хромал. Лис уверовал в свою удачу, на него напало говорливое настроение. Он желал знать все о своей спутнице – где она родилась и как выучилась жонглированию, почему до сих пор бродит с цирком, много ли было у нее дружков, не собирается ли она замуж и что намерена делать дальше со своей жизнью?
- Отстань, - беззлобно отмахнулась циркачка. – В моей судьбе не было ровным счетом ничего интересного. Мои родители держали аптеку, какое-то время их дело процветало – пока мой отец не пристрастился к вину и костям. Он задолжал всей деревне и продал мою старшую сестру в бордель, чтобы расплатиться с долгами. Следующей он собирался продать меня, но через нашу деревню проходил бродячий цирк – и я сговорилась с хозяином, что за один золотой слиток тот примет меня в труппу. Отец получил слиток, а я стала циркачкой. Ей и останусь. Я не хочу становиться ничьей супругой, мне нравится быть тем, что я есть. Когда-нибудь я умру, но с этим ничего не поделаешь. Ну, а ты? Что, ты и впрямь родился в лисьей норе?
- Нет, моей семье принадлежал самый обычный дом, - почему-то смутился кицуне. – В городе Мицуани, это на побережье. Мы вели образ жизни обычных людей. Когда я достиг совершеннолетия, меня, согласно традиции, отпустили на все четыре стороны. Я должен провести не меньше тридцати лет в странствиях и лишь после этого имею право вернуться домой. Чтобы рассказать, что видел и чему научился, - Цзао замялся, прежде чем признаться: - Порой я ужасно скучаю по своей семье. По запахам моря, по старой магнолии, что росла у нас во дворе. По моим братьям и сестрам, которые сейчас тоже странствуют где-то.
- Вы и вправду живете столько, сколько длятся три человеческие жизни? – полюбопытствовала Орхидея, обходя глубокую лужу.
- Мой дед уверяет, что помнит прапрадеда нынешнего императора и то, как были заложены первые камни Стены, что возводится на севере, - с гордостью заявил лис. – Правда, беседовать с почтенным дедом порой трудновато. Он слишком далеко ушел от нас по пути достижения небесной гармонии и познания мира.
- Проще говоря, твой дедушка-лис свихнулся на старости лет, - хихикнула жонглерка. Лис открыл рот, явно собираясь упрекнуть ее в непочтительности к чужим родственникам, но махнул рукой и согласился:
- Как-то так оно и есть. Но мы все равно очень его любим.
- А у него один хвост или много? Я слышала, чем старше лиса-оборотень, тем больше у нее хвостов, - поделилась познаниями девушка.
- У звериного облика деда девять хвостов, - Цзао задумался. – Я слышал, что существуют тысячехвостые лисы, но мне трудно даже представить такое существо. Оно должно быть великолепно и совершенно во всем. Оно должно быть идеальной лисой.
- И какова же идеальная лисица? – немедля пожелала узнать Орхидея. – Про канон поведения достойного подданного я знаю. Почитать императора, богов и предков, уважать родителей, помогать друзьям, не лгать и не красть, не пытаться занять чужое место, платить за добро добром, а за зло – по справедливости…
- Идеальная лисица не попадается в чужие капканы, но расставляет их сама, - нараспев произнес кицуне, глядя в серое с просинью осеннее небо. – Идеальная лисица творит любовь с радостью и приносит смерть без горечи и зла, ибо помнит о том, что служит лишь орудием воздаяния, но не судьей и не палачом. Идеальная лисица ведает о собственном и чужом несовершенстве, преодолевая их словесным убеждением и душевной стойкостью. Заимствуя духовную и телесную силу человека, лисица никогда не берет более положенного. Идеальная лисица помнит о том, что в колесе жизни ее место – вовне и рядом, среди облетающих лепестков сливы…
- Как у вас все сложно, - признала девушка. – Что ж ты не преодолел заблуждений Као Шенга с помощью словесных увещеваний? Или не залюбил его до смерти – говорят, вы это умеете?
- Я его боялся, - сухо откликнулся Цзао-Мэй. – Можешь надо мной посмеяться, разрешаю. Ему были не нужны ни моя любовь, ни мое искусство. Господина Шенга интересовало только удовлетворение собственных потребностей.
- Ладно, не буду, - смилостивилась циркачка. – Ты испугался. С кем не бывает. Лисица не лезет в драку с тигром, и никто не порицает ее за это.
Путникам не понадобилось переспрашивать дорогу у встречных крестьян. Сперва мимо них проплыл утонувший в земле массивный каменный столб с резьбой в виде древесной коры и ящериц, а потом вдалеке поднял свою вершину Изумрудный утес, окутанный зеленовато-сизым облаком сосновых крон. Дорога вилась меж высоких сосен, пахло разогретой смолой, теплым деревом и душистой хвоей. Облако лесных запахов было почти осязаемым, его хотелось нарезать острым ножом, словно только что вынутый из печи пирог, и есть, смакуя всякий кусочек. Орхидея подумала, что ее спутник с удовольствием превратился бы сейчас в зверя и сломя голову носился между величественными соснами. Ей самой хотелось присесть на мшистую кочку, закрыть глаза и застыть в неподвижности. Чтобы лес принял ее за камень, обволок собой, сделал своей частью. Чтобы больше ни тоски, ни одиночества, ни разочарований. Только шелест и поскрипывание старых деревьев, перекличка дроздов и солнечное тепло. Может, именно таким видит мир Цзао, когда он – лис?
Проселочная дорога, которой они придерживались, внезапно вильнула и уперлась в высокие ворота красного лака, запертые изнутри. Орхидея, не колеблясь, свернула в заросли – и вскоре они уже перелезали невысокую каменную изгородь, оказавшись в сосновой роще, окружавшей загородное владение покойного наместника округа. Циркачка опасалась наткнуться на сторожей со злыми собаками или на оставшихся в усадьбе слуг, но кицуне, потянув носом воздух, уверил ее в том, что имение пустует.
Незваные гости осторожно прошлись по вьющимся меж кустов туи и можжевельника дорожкам, выложенным битым цветным гравием и шестиугольными керамическими пластинками. Издалека полюбовались строениями усадьбы, заглянули в изящные чайные павильоны над бурными маленькими водопадами, впадавшими в озерцо. Один был достроен до конца, у второго не хватало части стены и купола. Рядом лежали штабеля досок, стояли ящики с черепицей и глиняными кирпичами.
- Ну, вот мы здесь, - жонглерка отыскала в траве позабытый молоток и, примерившись, расколотила один из кирпичей, разлетевшийся острыми осколками. – А толку?
- Ты зачем кирпич разбила? – удивился ее поступку Цзао-Мэй.
- Ты никогда не слышал историю про вороватого казначея, который обмазал краденные серебряные слитки глиной и выстроил из них кумирню в честь бога богатств? – ответила вопросом на вопрос девушка. – Так где же нам искать пропавшее золото? Давай пошарим в самой усадьбе, вдруг отыщем чего.
Лису не хотелось соваться в чужой дом. Однако после того, как Орхидея разорвала промасленную бумагу на одном из окон и забралась внутрь, ему ничего не оставалось, как последовать за ней. Внутри оказалось чисто и пусто. Мебель стояла под холщовыми чехлами, и девушка не сыскала ни одной маленькой и ценной безделушки, которую можно было бы украсть и заложить ростовщику. Они сунулись на чердаки и в подвалы, поискали, нет ли где следов от недавних земляных работ, открыли на пробу несколько сундуков, не найдя в них ничего, кроме отпугивающих моль шариков полыни. Циркачка досадливо хмурилась, понимая, что все ее замыслы легко и быстро отыскать спрятанное золото не стоят выеденного яйца. Что, если Као Шенг давным-давно отправил слитки в столицу? Что, если он спрятал их в своем городском особняке? Что, если он просто-напросто закопал их в приметном месте Изумрудного утеса… или спрятал в озере?
- Ты плавать умеешь? – спросила она приунывшего кицуне. Тот насторожился:
- А тебе зачем?
- Вдруг Као опустил сундуки в воду?
Они повернулись, взглянув на озеро. Скорее, это был небольшой пруд почти овальной формы, где летом живописно цвели лотосы, а сейчас по темной воде плавали цветные опавшие листья. Лис поежился:
- Бррр. Ну подумай сама, озеро такое большое и наверняка глубокое. Как я смогу отыскать там сундуки?
- Вон причал для лодок, - Орхидея указала на деревянный причал на каменных сваях. – Проще всего вытащить сундуки туда и скинуть вниз. Золоту от воды ничего не сделается. Или у тебя есть идеи получше?
- Нет у меня идей, - признал лис. – Но запомни: ты самая жестокая, бессердечная и злая женщина из тех, которые мне встречались!
- Хочешь, познакомлю тебя с хозяйкой заведения «Журавлиный домик»? – любезно предложила девушка. – Вот тогда ты на своей шкуре познаешь, что такое по-настоящему бессердечная женщина. А я так, дерусь за свое место на колесе жизни, как ты изящно выразился. А ну лезь в воду, не то я тебя туда сброшу!
- Тебе воздастся за мои мучения, - жалобно причитал кицуне, осторожно спускаясь с края причала в вязкую, густую воду цвета свежезаваренного чая. Оступившись, окунулся с головой и завыл: - Вот теперь я точно замерзну, заболею и умру! Моя смерть будет на твоей совести, черной, как твоей имя! Нет тут никакого золота и никогда не было!
- Сунь морду под воду и посмотри! – не отступала от своего Орхидея.
- Ничего не видно! – увязанные в хвост на затылке длинные волосы Цзао немедля упали в воду и намокли, что стало для лиса лишним поводом огорчиться. – Я вылезаю, и прекрати надо мной издеваться!
Циркачка многозначительно крутанула отяжеленным рукавом со свинцовым шариком внутри. Лис испуганно притих, послушно сделав несколько шагов в глубину и пожаловавшись:
- Там водоросли. И коряги какие-то. Я наступил на что-то противное, за что мне такие мучения?..
- Тише! – шикнула на него девушка. Что-то изменилось в осенней безмятежности вокруг них. То ли деревья зашуршали по-другому, то ли рябь пробежала по озеру, то ли за шумом сосновых ветвей послышались приглушенные голоса. Они больше не были одни в пустой усадьбе, это почуял и стоявший по пояс в воде кицуне, опасливо завертев головой по сторонам. – Кто-то пришел, выбирайся скорее!
Цзао шарахнулся к спасительному берегу, споткнулся и упал, подняв фонтан брызг. Орхидея сбежала с причала, ругнувшись, бросилась в воду – одежда немедля прилипла к телу – схватив лиса за руку и потащив за собой. Оскальзываясь, они выбрались на берег и, не сговариваясь, бросились к еловым зарослям, достаточно густым, чтобы укрыть двух человек. Забравшись под укрытие еловых лап, они затаились, невольно прижавшись друг к другу. Орхидея поневоле принюхалась – от влажных волос кицуне пахло как от свежего, только что разломанного абрикоса.
- А я его знаю, - чуть слышно простучал зубами закоченевший лис, когда на берегу появились люди. Пять человек крепкого сложения и весьма разбойного вида, возглавляемых почтенным господином, нанявшим жонглерку Черную Орхидею для выступления в доме окружного наместника. – Точнее, я всех их знаю. Это почтенный Минг Сай, управляющий нашего общего знакомого Као. Громилы служили у Шенга охранниками и доверенными людьми, которым можно поручить всякие грязные делишки. Что им тут понадобилось? Смотри, они даже ослов с собой привели.
- Тише, - повторила циркачка, чувствуя, как по спине ползет ледяной холодок, а руки неприятно дрожат. – Спрячь язык за зубами.
Цзао послушно притих. Господин Минг развернул на берегу пруда бурную деятельность: его подручные принялись швырять в черную воду длинные веревки с крючьями на конце. Веревки хлестали по глади пруда, оставляя расплывающиеся следы, пока один из бросков не увенчался успехом – крючья зацепились за что-то.
- Смотри, они ведь знают, что ищут и где это спрятано! – не выдержав, зашипел на ухо девушке Цзао. – Даю хвост на отсечение, Минг знал про золото! Его хозяин отдал душу богам, и управляющий решил под шумок прибрать монету себе! Я был прав, они спрятали золото здесь!
- Ты умник, умник, - шепотом похвалила лиса циркачка, разумно решив не напоминать, что касательно тайника под водой додумалась она. – Вот только как нам остановить их, прежде чем господин Сай улизнет вместе с добычей?
Один из верзил спрыгнул с причала в воду и направился к веревке, зацепившейся за скрытую под водой цель. Завозился, нагнувшись и ощупывая некий предмет, гаркнул остальным:
- Здесь! Бросайте канат!
Канат с крючьями тоже был зацеплен за добычу, после чего Минг принялся командовать, а все остальные – тянуть. Вскоре из пруда был извлечен капающий водой и обросший водорослями сундук. Судя по кряхтению и раздраженным замечаниям носильщиков поневоле, груз был весьма тяжелым. Господин Сай кинулся к сундуку, постучал по запертой крышке, удовлетворенно кивнул – и громилы принялись вновь забрасывать веревки с крючьями в воду. Орхидея кусала губу, не замечая бившей ее мелкой дрожи и того, что холод проникает под кожу, прямо в кости.
- Сейчас они все вытащат, погрузят на ослов и увезут, - твердила она. – Даже если я нападу и уложу одного, другие без труда одолеют меня. Ты умеешь драться?
- Упаси меня боги, - отказался лис. – Мы не дружим с холодным железом и не терпим вида пролитой крови.
- Придумала, - девушка икнула и принялась стаскивать с себя куртку. – Но хотя бы повыть жутким голосом ты сможешь?
- С ума сошла? – заботливо осведомился кицуне.
- Пока нет, но скоро наверняка сойду, - Орхидея переложила свинцовые шарики в просторные рукава нижней рубахи и затянула узлом. – Я изображу утопленницу, а ты – крик неупокоенного призрака. И не спорь, не то я сейчас опомнюсь и передумаю, - не слушая взволнованных причитаний лиса, циркачка на четвереньках выползла из-под прикрытия колючих еловых ветвей и шустро скатилась к береговому урезу. Подельщикам Сай Минга как раз удалось разыскать и зацепить второй сундук, так что ее перемещений никто не заметил. Жонглерка судорожно втянула стылый воздух, беззвучно соскользнув в темную воду и ощутив под ногами глинистое дно. Ей нужно было преодолеть всего десяток шагов под водой, чтобы оказаться рядом с причалом и явиться в образе духа утонувшей девы.
Появление утопленницы сделало бы честь представлению на сцене столичного театра. Орхидея вынырнула, взмахнув руками в мокрых рукавах. Мокрые распущенные волосы облепили ей лицо и плечи, а откуда-то издалека долетел и пронесся над водой низкий, дрожащий стон. Такой звук не мог издавать ни зверь, ни птица, ни человек, но лишь страдающая душа, не нашедшая успокоения ни на земле, ни на небе.
Увидев белую фигуру с черными волосами, восстающую из озерных вод, один из громил завопил благим матом, сиганув с причала прямо на берег и со всех ног бросившись наутек. Его сотоварищи замерли, как пригвожденные к местам, а господин Сай Минг испустил полузадушенный сип, похожий на предсмертный. Орхидея протянула к людям руки, медленно бредя по направлению к берегу. Испускаемый Цзао замогильный вой усилился, в нем послышалось злобное торжество.
Этого хватило для того, чтобы еще двое громил предпочли позорно бежать, бросив сотоварищей на произвол судьбы и расправу явившейся из озера утопленнице. Господин Сай Минг, похоже, сомлел и рухнул в обморок. Циркачка замахнулась рукавом с увязанным внутрь шаром на ближайшего из верзил и тот, словно очнувшись, завопил:
- Вернитесь, псы шелудивые! Недоумки, она не утопленница, она живая! Это просто девка!..
Орхидее удалось достать его своим оружием, но большого вреда она не причинила – так, слегка оглушила противника. Свинцовый шарик не шел ни в какое сравнение с тяжелым и хорошо раскрученным деревянным мячом, а ей не удалось размахнуться как следует. Ноги увязали в мягком иле и глине озерного дна, тело не слышалось, руки словно одеревенели. Циркачка с ужасом поняла, что не справится даже с одним врагом. Она вообще ни с кем сейчас не справится – а опомнившийся подручный Минга двинулся на нее, расплескивая воду и кривясь в ухмылке. У него не хватало двух зубов слева. Должно быть, выбили в драке, подумала девушка, крутя рукава с шарами и с отчаянием видя, с какой легкостью опытный громила уклоняется от ее выпадов. Противник оттеснял жонглерку в глубину озера, она понимала, что сейчас потеряет равновесие и упадет – а потом кто-то прыгнул верзиле на спину. Взлетела и сжалась ременная петля, охранник покойного Као Шенга завертелся волчком, хрипя, изрыгая слюну пополам с ругательством. Проскочив мимо него, Орхидея, едва держась на ногах, заковыляла к берегу – услышав за спиной плеск от падения тяжелого тела. Она не оборачивалась, смотря только себе под ноги, на опавшую хвою и палые листья. Второй из громил распростерся ничком на земле, слабо подергиваясь. Компанию ему составлял господин Сай, валявшийся навзничь и могущий похвастаться внушительным синяком под глазом.
Переводя дыхание, циркачка привалилась к мокрому сундуку. Возня в пруду затихла, захлюпала вода в промокших насквозь сандалиях, и только тогда девушка решилась повернуться. Цзао шел к ней, волоча стянутую с господина Минга теплую куртку и издалека показывая ей связку ключей. Орхидея покорно сунула руки в рукава и запахнула широкие полы куртки, лис соскреб водоросли с медного замка и сунул ключ в скважину. Тот провернулся на удивление легко. Вдвоем они подняли тяжелую крышку и в нетерпении откинули ее назад.
В сундуке лежали каменные голыши.
Цзао замысловато и витиевато проклял небо, землю и преисподнюю. Подскочил к опомнившемуся Сай Мингу, сгреб его за отвороты рубахи, подтащил к сундуку и принялся совать физиономией в камни, злобно шипя:
- Где золото? Где золото, я тебя спрашиваю, сын свиньи и осла?
- Оно было там! – истошно завопил господин Минг, слабо трепыхаясь в руках оборотня. – Я сам помогал Као укладывать его в сундуки и спускать под воду! Оно должно быть там! Я видел его собственными глазами!
- Оставь его, - устало попросила циркачка, кутаясь в войлок чужой одежды и дрожа. – Као перехитрил его. Убедил, что золото здесь, а потом перепрятал. Слитков нет, но есть свидетель того, что наместник действительно украл императорское золото. Цзао, свяжи этого слизняка покрепче. Отвезем его судье Жэню. Там ему прижгут пятки каленым железом и он все расскажет.
- Ты!.. – захлебнулся слюной и ненавистью почтенный Сай Минг. – Ты, грязная шлюха! Я дал тебе работу – и вот чем ты мне отплатила! Немедля отпусти меня, слышишь?!
- Заткни ему пасть, - посоветовала Орхидея, глядя, как кицуне связывает орущего и грозящего управляющего Шенга позаимствованными веревками. С этой работой лис справлялся весьма ловко, накручивая виток за витком, и циркачка вяло подумала, где это он так научился. Потом она вспомнила о громиле, едва не убившем ее, и повернулась в сторону озера. Бандит лежал неподалеку от берега неопрятной кучкой тряпья и не шевелился. – Эй! Ты что, убил его? Но ты сказал…
- Формально я не пролил ни капли крови, - Цзао-Мэй завершил связывать Минга, тщательно забив ему рот обрывками ткани, и перешел к единственному уцелевшему охраннику из дома Као Шенга. – И не думаю, что он станет преследовать меня в кошмарах. Между им и тобой я предпочел выбрать тебя. Кстати, привяжи ослов, пока они не разбежались по всей усадьбе. И все-таки, где золото?
Жонглерка послушно ухватила под уздцы ближайшего ослика, потянув его к сосне. Животное отступило в сторону, заупрямившись и поволочив девушку за собой. Она пошатнулась и упала, вяло удивившись тому, как слабой и неловкой ощущает себя.
- Что с тобой? – прозвучал где-то высоко над головой встревоженный голос кицуне. Цзао присел рядом с ней, вынул ременный повод из сжавшегося кулачка девицы, с трудом разогнув ее онемевшие пальцы. – Ты замерзла? Что ты молчишь? Ты меня слышишь, Орхидея? Кивни хотя бы!
«Не ори, я прекрасно тебя слышу», - попыталась выговорить циркачка. Смутно, как во сне, она сознавала: лис подхватил ее на руки и потащил куда-то, спотыкаясь о древесные корни. Девушке было холодно и жутковато, а потом стало чуть теплее, повеяло горящим деревом и жаром разгорающегося костра. С нее содрали промокшую одежду, закутав в вонючее, но теплое одеяло из шкур. Кто-то привалился к ней – кто-то живой и теплый, принявшийся с силой растирать ей закоченевшие руки и плечи, раздраженно ворча и призывая небеса покарать бестолковую голову жонглерки Черной Орхидеи.
- Заткнись, - еле слышно пробормотала девушка. Лису пришлось наклониться к самым ее губам, чтобы расслышать невнятный шепот: - Заткнись и оставь меня в покое. Я выкарабкаюсь. Отвези этих двух в суд, не то они сбегут и мы опять останемся ни с чем. Слышишь меня? Отвези их в суд. Я сильная, я справлюсь. Я просто замерзла.
- Ты не просто замерзла, ты окоченела в лед, - сварливо откликнулся Цзао. – Если я оставлю тебя здесь, к утру ты станешь синей и мертвой.
- Тебе не все ли равно? – просипела Орхидея. – Сам сколько раз твердил: я злая и бессердечная.
- Твоя кончина омрачит мое бытие, - высокопарно откликнулся кицуне, осторожно целуя холодные и твердые губы девушки.
«Это не поможет, - хотела сказать циркачка. – Не трать понапрасну свои лисьи чары, они не подействуют на такую скучную и бесстрастную особу, как я. Оставь меня умирать, ступай своей дорогой».
В отличие от поцелуев, что выпали на долю Орхидеи прежде, этот был особенным. Он был теплым и солнечным, чуть солоноватым – с привкусом моря, которого девушка никогда не видела – и губы у кицуне были терпко-сладкими, как мякоть тех слив, что она мимоходом срывала с ветвей в чужих садах и грызла, шагая по дорогам Поднебесной. Никогда раньше у нее не кружилась голова от поцелуя, словно она вертелась колесом по многолюдной площади, и никогда прежде обычный поцелуй мужчины не зажигал огонь в ее равнодушной крови. Удивленная, напуганная и пораженная, девушка потянулась навстречу, невесть отчего уверовав – эти руки не позволят ей упасть и разбиться, они поддержат ее и не оттолкнут, когда все завершится.
«Он – лис, - подал голос рассудок Черной Орхидеи. – Это в его природе и сущности, заставлять людей любить себя. Он обманывает, вынуждая меня верить в то, что я – его единственная в мире. И я верю. Зная, что мне лгут – но я верю ему, хотя это глупо! Так глупо, я буду сожалеть, я буду очень сожалеть – но не сейчас, а когда-нибудь потом…»
Они обнимались на холодном полу чайной беседки, рядом с костерком, на скору руку разведенном Цзао из украденных досок, на драном одеяле из овечьих шкур, забытом мастеровыми. Они целовались, и жонглерке было тепло и легко, так легко, как никогда не бывало прежде. Она стала цветком, давным-давно вмерзшим в дорожную грязь и оттаявшим от теплого дыхания случайного прохожего, обратившего на нее внимание и взявшего в руки. Бутон ее орхидеи распустился, дрожа на осеннем ветру, бутон с темно-лиловыми лепестками, окаймленными алым, и золотистой сердцевиной. С терпким, горьким и свежим ароматом, щекочущим чуткие ноздри лиса, по запаху отыскавшего дикий цветок в дупле старого, трухлявого дерева, догнивающего свой век в самой глухомани. Она была редкостью и драгоценностью, скрытой от всех и доставшейся только ему – и она была права, говоря, что между ними не может быть ничего общего. Лисы не приходят к уличным акробаткам, лисы являются к принцессам и талантливым поэтессам, к прекрасным фрейлинам и чародейкам, творящим эликсир бессмертия, но не к девушкам, жонглирующим деревянными шариками на рыночной площади.
Но сегодня лис пришел к ней, ступая на мягких лапах. Лис-оборотень из волшебных сказок. У него были нефритовые глаза и нежный шепот, он был сильным и ласковым с ней. Ожжет, он еще не достиг статуса идеального лиса, но он точно был идеальным любовником. Ей было хорошо и спокойно, она плыла в золотом теплом сиянии, как в озере, наполненном прозрачно-золотистым медом. Она зачерпывала расплавленное золото ладонями, и оно не обжигало, но согревало. Золото и лисье колдовство, украденное золото, пропавшее и потерянное, которое они пытались найти. Золото под ногами, рядом с ними и вокруг них.
- Золото, - пробормотала Орхидея. Ей никто не ответил. Позабытый костер потух, на Изумрудный утес спустились сумерки и ей больше не было холодно. – Цзао, я тупица, но я догадалась. Цзао?
Лис не ответил. Девушка пошарила руками в темноте, натыкаясь только на завитки овечьей шерсти. Накинув куртку, она подползла к мерцающим уголькам и раздула их. Сунула в пламя одну из разломанных досок, огляделась. Журчал водопад под полом беседки, сонно шумели и поскрипывали сосны, кицуне не было. Может, его вообще никогда не было? Может, она его выдумала – от черного носа до грязно-серой шерсти на брюхе и белой кисточки хвоста?
- Цзао? – безнадежно окликнула Черная Орхидея. Не дождавшись ответа, сползла со шкур, проведя рукой по гладким плиткам пола беседки. Они были чуть скругленными, так аккуратно пригнанными друг к другу, и поблескивали ровной зеленоватой глазурью. Циркачка постучала по ним ладонью, отчаянно соображая, где бы раздобыть что-то железное, нож или хотя бы большой гвоздь, какими скрепляют балки. В углу стоял обтянутый холстом ящик мастерового, она на четвереньках добралась до него, сунулась внутрь, отыскав среди прочих инструментов длинное и широкое лезвие, каким разглаживают глиняную замазку между кирпичами. С размаху вогнала его в узкую щель между двумя плитками, налегла изо всех сил, выворачивая покрытый глазурью камень наружу. Тот сперва не поддавался, но постепенно Орхидее удалось раскачать его и, ломая ногти, вытащить.
У нее в руках был обычный с виду кирпичик, какими мостят садовые дорожки и полы – тяжелый, величиной с ладонь, обмазанный поверх зеленой глазурью, точно пирог – слоем загустевшего варенья. Циркачка обстучала его со всех сторон деревянной рукоятью лезвия, пока глиняная основа не пошла трещинами и не отвалилась.
Орхидея никогда прежде не держала в руках золотого слитка, но этот гладкий, тускло блестящий металл, что скрывался под глиняной оболочкой, по ее разумению, мог быть только золотом.
Жонглерка глухо рассмеялась, сидя посреди недостроенной беседки и мотая влажными прядями. Сказки были правы, а пол, на котором они занимались любовью, оказался воистину золотым. Ей хотелось поделиться своей находкой с Цзао. Сказать, что вовсе она на него не сердится. Похвалить за то, что он справился со своей трусостью, и поблагодарить за подаренное чудо, которое навсегда останется потаенным воспоминанием в ее душе, светлым и пронзительно-печальным.
Но лис-оборотень ушел, а ей нужно было срочно возвращаться в Фунджоу.

Глиняный кирпич крайне неуместно выглядел на красной парче судейского стола, по соседству с дорогим письменным прибором и судейским молотком черного дерева. Но судья Жэнь собственноручно положил его туда – после того, как распорядился поместить по камерам почтенного Сай Минга и громилу Чонга по прозвищу Красный Карп. Орхидея сидела на первой скамейке в пустом зале суда, слушая, как перекликаются стражники и думая о том, что вскоре в усадьбу на Изумрудном утесе придут мастеровые и гвардейцы. Они разберут пол в беседках, отчистят слитки от глазури и глины, сложат в сундуки, а судья Жэнь навесит на замки свою личную печать. Пропавшее золото вернется в императорскую казну, судью Фунджоу поблагодарят за проявленную бдительность, на место Као Шенга пришлют нового управляющего – и колесо жизни вновь закрутится. Као Шенг будет объявлен не злодейски умерщвленным, но настигнутым суровой и справедливой карой закона, его родственников сошлют, запретив им занимать какие-либо должности при дворе и в провинциях, а цирк Тао отправится дальше.
- Где же твой друг? – судья вернулся со двора, где отдавал распоряжения, подобрав подол длинного одеяния, уселся рядом с понурой жонглеркой. – Он постеснялся придти? Я намеревался вернуть ему его заклад.
- Я не знаю, где он, - пожала плечами девушка. – Когда мы отыскали золото, он ушел. Просто исчез, не сказав ни слова. Так… по-лисьи.
- Ты в самом деле полагаешь его лисом? – удивился судья. – По мне, он самый обычный человек. Одержимый некоей болезненной фантазией считать себя одним из лисьего племени. Что ж, может ты возьмешь его шкатулку? Вдруг он вздумает объявиться…
- Он не вернется, - покачала головой Орхидея. – Но благодарю за заботу. Теперь я могу идти?
- Ты должна присутствовать на суде над Мингом, - напомнил судья Жэнь. – Я не задерживаю тебя, но… я хотел бы просто поговорить с тобой. Не как со свидетельницей, но как с молодой особой по имени Черная Орхидея. Скажи, что ты намереваешься делать после того, как суд закончится? За помощь в дознании и возвращении императорского золота тебя щедро вознаградят. Настолько щедро, что тебе больше не будет нужды бродяжничать.
- Я не бродяга, у меня есть работа! – возмутилась девушка. – Я циркачка!
- Но ты достаточно умна, чтобы понимать: ваш балаган немногим отличается от компании бродяг, - спокойно возразил господин Жэнь. – Послушай, девушка. Ты не слишком добродетельна, зато сообразительна и отважна, а в скором времени станешь еще и богата. Говоря о богатстве, я имею в виду сумму, намного превышающую тридцать слитков серебра. Сможешь ли ты достойно распорядиться даром императора, не растратив его попусту? Неужели ты вновь предпочтешь шататься по дорогам, рискуя жизнью и честью, неприкаянная и не приносящая пользы обществу? В то время как ты могла бы стать достойной и уважаемой госпожой чьего-то дома и сердца.
- Посмотрите на меня, - невесело рассмеялась циркачка, - с деньгами или без, кому я такая нужна? Меня не учили ни манерам, ни грамоте, и все, что я умею – ловко метать ножи в цель и подбрасывать шары.
- Мне, к примеру, - невозмутимо заявил судья. – Я не стал бы ограничивать твою свободу – в разумных пределах, разумеется. Ты могла бы научиться читать, но самое главное – помогать в дознаниях, ибо ты обладаешь весьма цепким и точным складом ума… Или ты собираешься до конца жизни ожидать возвращения своего лиса?
- Я должна подумать, - Орхидея постаралась выкроить на лице маску подлинной непроницаемости.
- Я не требую от тебя ответа прямо сейчас, - согласился господин Жэнь. – Только мне не хотелось бы узнать, что после суда ты исчезла невесть куда. Так… по-лисьи.
- Я не исчезну, - заверила его девушка.
Она и в самом деле не исчезла. Умерла и воскресла луна, завершился шумный и скандальный суд, гонец чрезвычайной важности повез уложенный в красный конверт и запечатанный несколькими печатями подробный отчет судьи Жэня в столицу, а жонглерка Черная Орхидея оставила цирк старого Тао и переселилась в дом судьи. Она подружилась с Первой супругой господина Жэня, когда поняла, что та не имеет ничего против новой женщины в доме. Она носила красивые платья и училась читать, а прошлое все чаще казалось девушке долгим, затянувшимся тягостным сном. Может, она очнулась в тот миг, когда лис поцеловал ее – и разбудил?
В вечер новолуния Орхидея спустилась в маленький садик, разбитый рядом с её новым домом. Она частенько приходила сюда, глядя на крохотный водопад в две ступеньки, которому скоро предстояло подернуться льдом. Золотых рыбок из чаши бассейна уже убрали, цветы и растения пересадили в горшки и унесли в дом. Вода обегала на дорожку камней, а бывшая жонглерка, расправив складки платья, чинно сидела на земляной скамье – и тихо вздохнула, когда стебли рогоза на противоположной стороне пруда неслышно раздвинулись, пропустив некое создание. Ростом оно было с крупную собаку, покрыто серебристой шерстью, словно бы мерцавшей в сумерках, а ступало так легко и осторожно, словно шло по воздуху.
А еще у него была острая морда с миндалевидными глазами цвета нефрита и два длинных хвоста.
Мелко переступая тонкими лапами, серебристый лис обогнул пруд и уселся напротив Черной Орхидеи.
- Смотрите, кто пожаловал, - хмыкнула девушка. – Признаю, ты здорово похорошел с нашей последней встречи.
«Да и ты не бедствуешь, - фарфоровым колокольчиком прозвенел в голове циркачки бестелесный голос, весьма похожий интонациями на голос Цзао-Мэя. – Моих ушей достигли слухи о твоем грядущем замужестве».
- Судья - хороший человек, - твердо заявила Орхидея. – Он понимает, какой образ жизни я вела прежде, и не требует, чтобы я пыталась корчить из себя приличную барышню. Он согласен принять меня такой, какая я есть. А что произошло с тобой?
«Я вспрыгнул на следующую ступеньку той лестницы, что ведет к идеальной лисице, - Цзао приоткрыл узкую розовую пасть, оттянул кончики черных губ к ушам в звериной улыбке. – Мне больше не нужна кость мертвеца. Теперь я меняю облики по собственной воле и желанию. Если тебя не затруднит, отправь мою шкатулку в Мицуань, семье Кайлинь. Талисман пригодится кому-нибудь из моих младших сородичей».
- Тебя поздравить или выразить сочувствие? – девушка с любопытством взглянула на два хвоста кицуне, растущие из единого корня, поинтересовавшись: - После всего, что между нами было… можно потрогать?
Серебристый зверек подошел ближе, позволив девушке провести пальцами по легкой, шелковистой шерсти. Орхидея вздрогнула при мысли, что ей, одной из немногих смертных, выпал случай коснуться хвостов лисицы-оборотня. Говорят, такое прикосновение будет всю жизнь приносить удачу. Она взглянула на свои пальцы, ей показалось, что на коже осела едва заметная серебристая пыльца.
Второе прикосновение показалось кицуне излишним.
- Если б мы были в сказке, я бы попросила тебя остаться, - задумчиво проговорила девушка. – Только вряд ли это сделало бы тебя счастливым. Я ведь осталась прежней – злой и бессердечной.
«И со свинцовым шариком в рукаве?» - Цзао плеснул хвостами по дорожке.
- Само собой. Причем в обеих рукавах, - кивнула Орхидея. - Что ж, приятно было повидаться, Цзао-лис. Кстати, это ведь не твое настоящее имя? Как же тебя зовут на самом деле?
«Какая разница, - кицуне передернул шкурой на спине, словно человек пожал плечами. – Имена – это всего лишь маски. Мне нравилось то имя, которое ты дала мне. Нравилось быть цирковой лисицей. Мы встретились и были вместе, но теперь ты уйдешь своей дорогой, а я – своей. Так всегда бывает».
Лис сидел у ног девушки, месяц плыл сквозь туманную дымку, облетевшие листья покачивались на воде. Напоминая одну из знаменитых картин кисти Лей Бо – тех, в создание которой мастер вложил частицу собственной души. Лис, дева и луна – таковы нити, что сплетаются в полотно лисьих чар и человеческой жизни.