Сегодня солнышко глаз радует. Листочки свежие, по–особому ярко-зелёные. Небо синее–синее. Озеро нежное–нежное. Щуку видно с мостков, до того вода прозрачная. Для чего щука нужна? Да, чтобы карась не дремал. Их тут… А птицы–то как заливаются! Щебечут на разные голоса. И так на душе хорошо воздушно и приятно, что хочется сделать какое-то такое нежное, светлое и доброе всему белому свету!
Тихий Дон Иванович в этом году соединился при разливе с озерами, со старым своим руслом. Каких только звуков и отголосков со стороны воды не доносится: всплеск рыбы и птичьи переливы, кряканье уток и кваканье лягушек, шум камыша и лебединый крик, предупреждающий посторонних о вторжении на чужую территорию. А также многое–многое другое, необъяснимое и непередаваемое в своей совокупности, завораживающее наши души!
«Вон, гляди… Сосед, Платонович, на рыбалку с утра пораньше пришёл. Вон рукой машет – здоровается, зараза. Расположился на берегу, на своём излюбленном месте… Надо же, с удочками сегодня. Две штуки поставил. Как это он сподобился, чтоб не браконьерить. Вот гад такой…» — Виктор Иванович нехотя кивнул в ответ на приветствие головой, затем нервно сплюнул в сторону и продолжил копаться в траве, которую только что скосил для коровы. Набралась вполне приличная кучка.
«Вот гад, еще здоровается, — подумал он про себя. — А вчера орал… Как только не обзывал меня, чего только не припомнил, за всё время нашего соседского существования!»
Сплюнув еще раз, только в другую сторону, Виктор Иванович продолжил ворчать себе под нос: «Подумаешь, деньги занимал. Боже, ты мой, сущие копейки. На пиво раз восемь всего-то стрельнул, а ему, пенсионеру, жалко соседа больного полечить. Да и не восемь вовсе, а раз семь, наверное.
Виктор Иванович почесал в затылке и по вредному глянул в спину, ловившему рыбу соседу: «До смерти теперь не забудет, старый хрыч, что на его огороде пьяным на боевом москвиче рассекал. Подумаешь, чуть–чуть не вписался в поворот и поперек огорода проехался. Один чёрт, там у тебя ничего не растет».
От душевного волнения наш герой небрежно смахнул, набежавшую не вовремя смачную слезу и поправил, заодно, наползающую на глаза кепку: «А ещё припомнил, что жердей у него со двора половину перетаскал. И вовсе не половину. Штук шесть или десять прихватил. Гараж-то нечем было накрыть. И то… Хотел же спросить, но дома никого не было. Короче – гад, да и только! И нечего тут даже и спорить».
В голове Виктора Ивановича начался полный наплыв непримиримой угрюмости, а в гости примчалась нежданная и незваная тоска. Стало как-то не по себе: некомфортно, тесно и неуютно, даже противно в своем телесном окружении. Он тяжко вздохнул, поправил штаны, взвалил на плечо сетку с травой, и понес, раздавать скотине.
На самом деле, денёчек выдался расчудесный. На душе как-то легко и непринужденно. Настроение, я бы сказал, даже какое-то легкое и воздушное. Ваш покорный слуга даже искупался с утра в прохладной водице, занырнув с этих самых мостков, которые уютно устроились в сказочных камышах. Но, это только у меня такое настроение волшебное образовалось, а не у Виктора Ивановича, который по-прежнему хмурый и злой направился к себе во двор.
Приблизившись к сараю, где стояла корова, он увидел, что тропинку перебежал соседский гусь. Нет, не перебежал, а нагло, самоуверенно и безбашенно нарушил суверенную границу – неприкасаемый рубеж, причем без объявления войны! Платонович этого гуся еще с осени не зарубил, потому что тот был больной какой–то... Одним словом – кожа да кости. А сейчас вроде бы подрос. Жирненьким стал, аппетитным!
Этот гусь, будь он не ладен, постоянно заходил на нейтральное пространство, по гадски норовил навредить и напакостить на чужой территории. Пернатое чудо чувствовало себя в чужом дворе по–хозяйски и по–хамски.

Хотя, Виктор Иванович был уважительным человеком, но и принципиальным тоже. Такая злоба вдруг взяла на нарушителя спокойствия, что поджилки затряслись с невероятной дрожью.

«Сколько уже гоняю эту тварь!» — воскликнул Виктор Иванович, нагнетая, при этом и так уже нервную обстановку. Слова словами, а на самом деле, ничего, собственно, плохого не хотел. Где ещё эта кирпичина взялась? Слегка только шуганул гуся, а он шуганулся, почему–то, прямо кирпичом по голове. Лапчатый затрепыхался, и вставать, родимый, не захотел. Пришлось ему в спешном порядке башку глупую отрубить, да воду кипятить поставить.
«Да-а-а! Вот еще дел натворил…» — внезапно задумался наш горе–охотник. Что говорит о том, что наш герой, ко всему прочему, был еще и совестливым, но в определённую меру, человеком. «И что такого? — огрызнулся сам на себя убийца соседских гусей. — Не так уж и плохо всё тута складывается. Мясным–то давненько уж не потчевали».
Сидит Виктор Иванович, размышляет… Посматривает из–далека на соседа, который в это время в озере с десяток рыбёх выловил и в ведёрко закинул.
Гуся ощипывает, между делом, охотничек.
А в это время, как по заказу, кум мимо проходил. Ему кто-то долг отдал в бутылочном выражении, он и заглянул к другу, чтобы вдвоем данную емкость уговорить. Улыбка на довольной физиономии кума доставала до плеч. Усы встали строго параллельно губе, глаза округлились, уподобляясь чайным блюдцам, а уши, словно мощные локаторы издавали самые чувствительные ультразвуки, влияющие на любую психику. Хотя, и без этого всего, эмоционального подъёма было вполне достаточно. В руках кум держал бутылку первача, а из карманов допотопных шаровар, ещё старинного образца, торчал шмат сала и пучок свежего, только что сорванного щавеля.

Вот, что значит окружающая обстановка! Вот, что значит вовремя подошедшие обстоятельства, при которых свершаются просто удивительные чудеса, просто непредсказуемые превращения!
Куда, только подевались унылость и угрюмость, усталость и тоска, вялость и раздражение на все в округе. Пришло, наконец–то, прекрасное, долгожданное настроение, под стать удивительно солнечному дню!
Пришла та, значимая в жизни минута, которая ставит жирную точку с положительным зарядом в обыденной, рутинной и скучной суете!

Угощаются мужики, лапчатого поминают. Самогонка в охоточку и мяско к великой стати! А погодка–то шепчет на ушко озёрной волной: «Не пора ли насчет добавочки подумать. Ну, под такой–то закусон ишо выпить не грех!

А вон и Платонович показался – бросил рыбачить–то… Словно учуял что-то нехорошее, даже природа озёрная не удержала старика. У Виктора Ивановича под сердцем аж ёкнуло, как–то защемило даже, как–то не по себе стало. Но он взял себя в руки, быстро оправился и крикнул соседу, чтобы тот подошел поближе. Невооруженным глазом было видно, что Платонович не очень хотел подходить, но неведомая сила все же подтолкнула его.
— Представляешь, Платоныч, — начали вешать лапшу на уши друзья. — Были мы с утра на озере и случайно лебедя тама пымали. В сетях запутался, озорник. Порвал её, дрянь такая, крылья себе поломавши, подлец. Смотри какое мясо нежное и вкусное – пальчики оближешь!
Произошёл целый процесс обольщения. Рассказали, как был замечен лебедь, как не знали они, что с ним делать, а потом, как доставили к дому. Друзья, перебивая друг друга, во всех возможных красках, описывали выпавший на их долю случай, при этом смакуя мельчайшие детали и подробности.

Долго Платоновича уговаривать не пришлось. Он быстренько бросил у себя дома рыбацкие принадлежности, и минут через десять вернулся обратно. В руках сосед держал литровку спирта и пару вяленых чехони.

Закусили мясом «лебедя», заодно и помирились по–соседски. Заседание продолжалось до полной темноты. Обсуждали Путина, Медведева, их проводимую политику, досталось и Ельцину с Горбачёвым. Основные вопросы коснулись местной администрации и арбузов, которые в этом году удались на славу и угодили всем, как никогда, особенно Вовке, что с городу за тысячу вёрст приехал. А как же, ведь он на самом деле думал, что кавуны на деревьях растут.
Дело дошло до песен и братских обниманий с расцеловками по русски, но наступил тот самый момент, при котором нужно было расходится по домам. Во–первых, закончилась водка , а во–вторых, бабы соскучились и начали слишком громко орать, визжать и гавкать!
Соседи попрощались друг с другом и, мерно покачиваясь из стороны в сторону, задевая руками несуществующие преграды, короче говоря, махая крыльями, степенно двинулись в свои опочивальни.
На следующий день, прежде чем дойти до своего излюбленного места на озере, Платонович спрашивал соседей, мол, не видел ли кто его гуся?
— Со вчерашнего дня пропал, — бурчал он, — будто в воду канул.
— Да нет, вроде бы не пробегал, — отвечал Виктор Иванович, ковыряясь в зубах спичкой.
А камыши… Всё видели и слышали они, но не вмешивались в людскую жизнь, просто шумели над сказочным озером, открывая над деревянным мостком причудливую водную гладь, манящую к себе любого из нас.