Конверт номер 12
Еще немного и лесная полоса закончилась, поворот направо… – – – его так ловко провели.
(Владимир_Печников. «Лисята»)

Еще немного и лесная полоса закончилась, поворот направо, и я выехал на прямой участок шоссе, ведущий к коттеджному поселку, где располагался дом моего отца.

Отца? Могу ли…? Должен ли я его теперь так называть? Я не искал ответа на эти вопросы, просто по привычке продолжал называть Сергея Семеновича Лисовского своим отцом. Да, да, того самого Лисовского, которого большинство за глаза, а в прошлом и в глаза, называли Лисом (в последние годы стали добавлять к этой кличке еще и слово «старый»). Кличку свою он обрел еще в конце восьмидесятых, в девяностые ее в нашем городе произносили шёпотом, с опаской, в нулевые и теперь - в десятые - с уважением и подобострастием.

В конце прошлого века Лис возглавлял у нас самую крупную, а с годами и единственную преступную группировку. Но вот время сменило первые две цифры в своем имени, стало зваться вместо привычного «тысяча девятьсот…» поначалу режущим слух «две тысячи…», а Лис сменил преступную сферу деятельности на вполне престижную, буржуазную, уважаемую, став самым известным в округе бизнесменом. Его империя включала в себя и градообразующей комбинат, и несколько шикарных ресторанов, и (пока было разрешено) три крупных казино, и сеть авторемонтных мастерских, и много еще. Теперь на рыбалку Лис ездил с мэром города, а в бане парился с полицейским руководством.

Нас - двух его сыновей, двух Сергеевичей: старшего - Евгения и меня, младшего - Владимира еще со школы все, естественно, звали «Лисятами», это прозвище никогда и никем не воспринималось, как уничижительное, произносилось с уважением, порой даже с трепетом.

И вот сегодня, если все пойдет так, как я планировал (а в этом сомнений не было, ни одной детали в плане не было упущено, каждая мелочь взвешена и просчитана), то уже через несколько часов я стану владельцем семейной империи, я стану Лисом.

Подъехав к воротам, наклонился над правым сидением, не снимая перчаток, нашел в бардачке пульт, нажал кнопку, ворота с легким скрипом открылись, и я въехал на мощеную площадку перед крыльцом трехэтажного особняка. Время было позднее, свет горел только в нескольких окнах второго этажа.

Надвинув шляпу, являвшуюся привычным атрибутом гардероба старшего брата, запахнув его длинное кожаное пальто, слегка склонив голову, я направился к входу, понимая, что видеокамеры внимательно меня рассматривают, но никому не смогут рассказать, кто вылез из автомобиля старшего Лисенка, кто скрывается под его одеждой - рост у нас с Женькой был, практически, одинаковый, а детали фигуры скрывала свободного покроя верхняя одежда.

Звонок весело разнесся по помещениям дома. Ждать пришлось долго, в это позднее время прислуга уже давно разъехалась, а охрану отец принципиально не имел. Я представлял себе, как Лис, взглянув на экран одного из мониторов, которые были в каждой комнате, недовольно накидывает халат и спускается вниз.

- Что стряслось? - буркнул он, распахивая дверь, в которую я сразу же шагнул, захлопнув ее за собой - внутри дома камер не было, и я не хотел, чтобы уличная записала следующие слова.

- Вовка! Какого хрена?! - Лис наконец узнал меня. - Что за маскарад?

Из внутреннего, специально вшитого кармана Женькиного пальто я вытащил его пистолет с глушителем, уперся им в грудь отца, ладони в перчатках немного вспотели, хотелось думать, что это происходит из-за натопленности помещений, а не из-за жуткого мандража, вдруг нахлынувшего на меня.

- Это ты довел маму до самоубийства! - мой голос сорвался на визгливые ноты.

- Что?! Да ты кто такой, чтобы голос на меня повышать? Ублюдок, забыл с кем говоришь?! - Лис сделал шаг вперед, давя на ствол пистолета своей грудью, оттесняя меня к двери. - Эта шлюха сама себя пьянством довела…

Я зажмурился и нажал на спусковой крючок, хлопок был негромкий, но отчетливый, резкий запах горелого пороха ударил в нос, послышался сдавленный вздох или вскрик, а потом звук падающего тела.

Я открыл глаза: Лис лежал на спине, глаза были открыты и неподвижны, я знал, что необходим еще один, контрольный, выстрел, но сделать его уже не мог, суетливо засунул пистолет в боковой карман пальто, натянул шляпу, как можно ниже, путаясь в полах развернулся, распахнул дверь и спотыкаясь бросился к машине, долго разворачивался, сшибая горшки с туями, пробуксовывая колесами в раскисшем после затяжных осенних дождей газоне, судорожно ища на пульте нужную кнопку, как только выехал на шоссе, остановился, выскочил, меня тут же и вырвало.

Отдышался, вернулся в машину и уже без спешки поехал в город, прокручивая в памяти, с чего же начинался финал этой истории…

… Пару недель назад, когда я приехал на мамину могилу в день ее рождения, к ее памятнику подошел старичок с тросточкой, постоял, помолчал и положил на могильную плиту букетик красных гвоздик.

Я удивленно посмотрел на него, видел в первый раз:

- Вы знали мою маму? Я вас не помню.

- Знавал, когда она была еще ребенком, здесь-то я по просьбе ее мамы, привез вот привет и цветы. Сама-то она никак не сможет приехать.

Я был поражен. Дело в том, что мама умерла очень давно, уже двадцать лет назад, мне тогда было пять, разговоров про предков по ее линии дома никогда не было, поэтому я как-то и не задумывался, что были же и у нее родители, как-то в голову никогда не приходило что-то о них узнать, вся информация о более давних предках сводилась к нечастым встречам с мамой отца, которая тоже уже умерла года четыре назад.

- Она жива?

- Да. Вас же Володей зовут?

- Да.

- Она просила вас ее навестить.

Он рассказал, что она в клинике, за пределы которой не может выезжать, очень скучает, мол, она сама все при встрече объяснит, если есть время, то он меня проводит и т.д.

Короче, через полчаса я уже вез его за город, километров через сорок, он указал на ответвление, дорога уводила в лес, где мы минут через десять уперлись в ограду. На воротах висела табличка предупреждающая, что перед нами частная психиатрическая клиника.

Моя бабушка, в палату которой меня отвела молоденькая сестра с ресепшен, оказалась симпатичной, седенькой старушкой в кресле на больших колесах со спицами. Она пустила слезу, прижала мою голову к своей груди и поцеловала в макушку, посетовала, что помнит меня еще грудным ребенком, когда мама приносила меня к ней, а потом, мол, начался ужас.

От нее я и узнал столько тайн своей жизни, сколько и в фильме фантастическом не увидишь.

Кратко история моей жизни и жизни моих близких в бабушкином изложении выглядела следующим образом.

Во-первых, Лис не был моим биологическим отцом. Настоящим был возлюбленный моей мамы, который дарил ей свою любовь, нежность и уважение, короче, все то, чего ей не смог дать законный муж.

Во-вторых, моя мама ужасно боялась гнева и жестокости Лиса, поэтому была вынуждена прекратить отношения с возлюбленным, который позже переехал в другой город, так и не узнав о моем появлении на свет.

В-третьих, мама не смогла долго скрывать свою измену, или кто-то Лису донес на нее (тут у бабушки не было полной уверенности, откуда Лисовский узнал о том, что умудрился приобрести ребенка на стороне). После того, как шило окончательно вылезло из мешка, мамина жизнь превратилась в сплошной ад, проходить круги которого ей стал помогать алкоголь. Но в какой-то момент и он не спас ее от решения прервать постоянные побои и унижения со стороны мужа путем ухода из жизни. Она покончила с собой, когда мне едва исполнилось пять лет.

В-четвертых, Лис решил избавиться от свидетеля всего кошмара, что происходил в его доме, то есть от моей бабушки, и он поместил ее в частную психиатрическую лечебницу без права на посещения и переписку. Позднее, лет через десять, режим смягчился, но покинуть, даже на время, она клинику не могла и теперь.

В-пятых, Лис выследил маминого возлюбленного, который к тому времени обзавелся семьей, и убил его. У этого несчастного остались жена и малолетняя дочь. Эта дочь узнала страшную историю семьи от своей мамы пару лет назад, когда эта самая мама решилась поделиться с дочерью указанной информацией перед своей смертью.

В-шестых, эта дочь (ее звали Дарья) решила разыскать своего сводного брата, то есть меня, и в этих поисках каким-то сложным путем сначала вышла на мою бабушку, потому что нашла ее имя в старых дневниках отца. Бабушка когда-то из сочувствия к своей дочери предоставляла любовникам свою квартиру.

Результатом длинного рассказа явились Дашин номер телефона и бабушкина настоятельная просьба позвонить вновь обретенной сестре, «она такая милая девочка, она будто из другого мира».

Все это свалилось на мою голову совершенно неожиданно, поэтому всю обратную дорогу я пытался проанализировать, что же я узнал и что же мне делать. Процесс этот был для меня сложен, еще в школе я осознал, что аналитических способностей на мою долю, видимо, не хватило, когда их распределяли среди представителей моего поколения. Поэтому никаких выводов я сделать не смог, никакой план у меня не сформировался, кроме решения: раз бабушка говорит, что надо с Дашей встретиться, значит - надо.

Пока я перебирал в памяти те факты, которые услышал в клинике, та же память вынесла на поверхность и некоторые смутные детские воспоминания: частые домашние скандалы, мамины слезы, по-моему, даже звуки потасовок, которые доносились до меня из родительской спальни. Стало объяснимо отношение Лиса ко мне, которое всю жизнь сводилось к издевательствам и насмешкам, я всегда чувствовал себя героем русских сказок - младшим сыном - Иванушкой-дураком. Нет, конечно, я вполне себе отдавал отчет, что умом не блистал, но обижала несправедливость. Если мы с Женькой одинаково косячили (как в далеком детстве, так и в последующей жизни), то меня отец поносил последними словами, измывался, как мог, а вот с братом проводил серьезную (по-взрослому) разъяснительную беседу. Теперь-то было понятно - вымещал на мне обиду за мамины грехи.

Женька перенимал отцовскую манеру общения со мной, донимал меня по полной программе, доводил до бешенства, но что я мог сделать - брат был гораздо сильнее, хотя даты наших рождений разделяло всего два года.

А еще была в Евгении отвязанная безбашенность, против которой никто и не пытался идти. Поэтому, видимо, и передал ему Лис ведение всех теневых дел, когда сам стал уважаемым и честным предпринимателем.

Меня же ни к каким делам не подпускали и на пушечный выстрел, только высокомерно усмехаясь, если я осмеливался о чем-то заикнуться.

Когда я подъезжал к городу, то уже сумел накрутить себя так, что из глаз лились горькие слезы обиды, а в душе понималась волна ненависти и стремления к отмщению, к восстановлению справедливости.

Даша оказалось действительно очаровательной девице, года на три младше меня. Да, она родилась не в нашем городе, а в том, куда уехал после расставания с моей мамой наш с Дашей отец. Лис убил его, когда Даше было годика три, а маму запугал, что, если она хоть раз пикнет, то потеряет и дочь. Поэтому бедная женщина молчала до самых своих последних дней, до того момента, когда рак уже не оставил ни капли надежды.

Даша внимательно следила за моей реакцией на свой рассказ, а когда я высказал желание побывать на могиле настоящего отца, она впервые произнесла слово «месть».

Уговаривать меня долго не пришлось, еще не остыли те чувства, которые я в себе возбудил, возвращаясь из клиники, а кроме того, даже моего ума хватало, чтобы понять, что эта месть должна возвести меня на трон руководителя всего бизнеса Лисовского. Я перестану быть младшим Лисенком, перескочив через голову не только Лисенка старшего, но и самого Лиса.

От перспектив кружилась голова.

Мы начали составлять план действий, точнее составляла его Даша, а я восторженно соглашался, паря в предвкушении реализации больших надежд.

План был прост: Даша знакомится с Женькой, очаровывает его, втирается в доверие, напрашивается к нему, подсыпает снотворное, пока он спит, запускает меня, я одеваюсь в одежду брата, беру его оружие, машину, отправляюсь к Лису, убиваю его, засвечиваюсь на всех видеокамерах, потом возвращаю машину и пистолет на место, мы уходим и ждем, когда утром прислуга найдет труп Лисовского, а полиция по оставленным нами следам выйдет на старшего Лисенка.

План был идеален и большая его часть реализована, как по нотам…

…. Я въехал во двор высотки, на последнем этаже которой были апартаменты Женьки, поставил машину на стоянку и на лифте поднялся в пентхаус, в который попасть можно было, сели в лифтовой кабине приложить к читалке специальную магнитную карту - лифт приходил прямо в жилые помещения.

Двери поползли в стороны, я сделал шаг вперед, и тут же был повален на ковровое покрытие пола, руки мне заломили за спину, и на них защелкнулись наручники.

***
На первом же допросе я узнал, что Женька был отравлен, а яд в него попал из бутыли с виски, на которой обнаружили и мои отпечатки пальцев (я хорошо помню, как мы с Дашей покупали этот любимый напиток старшего Лисенка, вернее покупал я, я же положил бутылку в пакет, который потом протянул сестре).

На том же допросе я узнал, что обо мне в полицию настучал какой-то неизвестный, позвонив из телефонной будки на вокзале.

Я был взят с поличным, но все же пытался через адвоката восстановить справедливость и потянуть за собой Дашу - она же меня на все это толкнула.

Я ему честно все рассказал, чувствовал по его вопросам и взглядам, что он мне не верит. Верит, не верит, но его обязанность все проверить, и он проверил.

Номер Дашиного телефона был не в сети, симка была безымянной, ни на кого не оформлена.

Частная клиника оказалась базой отдыха, которую арендовали целиком на несколько дней, якобы для съемок фильма. Арендовала несуществующая компания с поддельной печатью, а оплату вносили арендодателю в кассу наличными.

Рассказ про убийство моего биологического отца было никак не проверить, потому что, увлеченно слушая рассказы про него, мне ни разу не пришла в голову мысль узнать его имя и фамилию ни у бабушки, ни у Даши.

Попутно выясняли, что моя мама родом из Сыктывкара, где и жила ее мама - моя бабушка, которая умерла пять лет назад.

Мне уже начало казаться, что Даша и вся эта история мне приснилась, но на одну из встреч адвокат принес для меня запечатанный конверт, который я и вскрыл, вернувшись после беседы в камеру.

Из конверта выскользнула открытка, на ней была изображена огненно-рыжая лиса с хитрым прищуром глаз, на длинном носу которой расположился самонадеянный колобок.

На обороте открытки было напечатано: «Была у меня идея ликвидировать всю вашу мерзкую семейку, но родственные чувства победили. Решила помиловать тебя, живи, наслаждайся! С сестринским приветом!»

Я поднял глаза на решетку в окне, прислушался к храпу сокамерника.

В течении несколько дней до ареста я мнил себя не Лисенком, а настоящим Лисом, но теперь стало окончательно понятно – про меня любой сможет сказать: «Никакой он не Лис, потому что его так ловко провели».