"Ну всё! – сказала я сама себе решительно, закончив с ворохом каждодневных дел. – Пора брать настоящий выходной."
Поискала поблизости наилучший выход и, не найдя дороги к нему, вышла из себя.
В то же мгновение очутилась посреди такой высокой травы, что для того, чтобы увидеть цветы, от которых волнами спускался изысканный аромат, пришлось задрать сильно подбородок. Над головой, закрыв полнеба, зависло огромное чудище. Его сверхзвуковое зудение помогло быстро определить тип членистоногого зверя, с топорщящимися на шести конечностях коготками, с головными антеннами длиной в десять шпаг и с устрашающе выступающей на носу гигантской рапирой со множеством колющих щетинок по бокам. На меня комар не обращал внимания. И я тоже потеряла к нему интерес.
По пути, протоптанному чьими-то тяжёлыми ступнями, скорее всего, муравьиными, долго пробиралась я между шершавых и гладких стволов августовских цветов в тщетных попытках отыскать тюльпан. Брезгливо обходила валунных улиток. Перепрыгивала капли воды, оставшиеся от моей же вечерней поливки тыквы, не обещавшей когда-либо превратиться в карету.
Так дошла я до водоёма. Ночь ожидалась тихой, тёплой и звёздной. Не разглядев хорошенько в поздневечернем сумраке, что за новая малышка-гостья приютилась на брошенной у кромки воды ореховой скорлупке, ко мне подковыляла одышливая жаба, таща за собой упирающегося раскормленного сыночка. Но, рассмотрев поблизости и безошибочно, по-видимому, определив мой возраст, раздумала предложить в женихи своего переросшего дитятю. Они отскочили подальше в кусты и оттуда одновременно плюхнулись в густой, как сироп, слой прибрежной ряски.
А я, бултыхая ногами в мягкой чистой озёрной водице, в которой поодаль, посреди листьев кувшинок устраивались на ночлег дивные звёздочки, смотрела на них с берега в последний день своего отпуска, собирала силы к возвращению и готовилась ко входу в обыденный мир.