Зацвёл у Вики салат. Тут кто-то из читателей порадуется за хозяйку, кому-то это вовсе всё-равно, а Вика рассердилась. Почти свежий салат-то. Неделю ещё не живет, а тут вдруг весь в серо-жемчужной пушистой красоте в центре стола расцвёл. Фифу в боа из серебристой лисицы из себя изображает.
Стукнула Вика по столу ладонью, и говорит: «Вот ведь я гостей жду, а ты тут непотребности всякие творишь, сукин ты сын!»
А салат язык долькой помидорной высунул из серых цветков и бормочет в ответ: «Неправда ваша, фрау-мадам, сукин сын — это Пушкин, а лично я — ваше творение!»
«Ишь -ты! — подумала Вика. — Мало того, что его для гостей придётся очищать от красивости, так он ещё огрызаться вздумал.»
Стукнула Вика кулаком по столу и грозно так говорит, поглядывая на колыхающийся покров зацветшего салата: «Я тебя породила, я тебя и убью!»
А салат мутным огурцовым кружком-глазом пялится на хозяйку, и слышится ей, как смеются все салатные ингредиенты: «Ишь, Гоголя-моголя какая! Классикой прикидывается, а салаты готовить не умеет!
И стал не только цвести, но и пахнуть. В конце концов так раздухарился, что песни начал горланить. А тут и гости стали приходить.
Делать нечего, залила Вика салат толстым-толстым слоем сметаны, а сверху чуть молотой корицы насыпала. Для форсу. Ну салат и рад — цветёт себе и пахнет, цветёт и пахнет под шубой. Хорошо, тепло, гости косого взгляда не бросают. Ни с кем салат не отказывается подружиться, поговорить о своём, салатном. Только никто его кроме Вики не слышит, все его пробуют, и сразу хорошее настроение от этого делается, всем хочется веселиться, дурачиться и даже научиться летать. Цветёт салат, и словно цветик-семицветик, никому не отказывает — все желания исполняет. Ему же не сложно...