Горит мой дом. Горят в нём дорогие мне вещи, священные свитки, долговые обязательства — всё в пепел. А я стою и смотрю. Другие бегают вокруг, суетятся, кричат: «Пожар! Пожа-а-ар!», меня утешают. А я — стою и смотрю… Не пожар это — прощаюсь. Сам и поджог.
Он стоит в стороне — ждёт. Не смотрит на огонь, думает. О своём, о моём, о чьём-то соседском…
Рухнула крыша строения, взвились искры вверх и затухли, словно память о прошлом — теперь мне только дорога домом, соратники стенами, вера крышей.

Чудной Он человек — врач ли, богослов ли, как разобрать? Сказал: «Брось всё, иди со мной», и словно я встретил давно потерянного брата. Только радость с грустью перемешенная. Вот и у него, чувствую, то же. Рад, рад, что я есть рядом, а порой посмотрит в мою сторону и отвернётся как от опротивевшего. Но откинет сумрачное — подойдёт, положит руку на плечо, словно говорит: уж с кем, с кем, а с нами всё будет хорошо. А я — верю.
По разному живём — где-то накормят, где-то прогонят. Но прогоняют реже. Не даром же просим. Ах, как Он говорит! Издалека приходят. Слушают. Соглашаются. Расспрашивают. И мы сыты с того бываем. Нет, не даром нам всё… Обещает нам всем: «И вы будете говорить, и станут вас слушать. Но и гонять станут, ибо нет лёгкого пути к истине».
Спрашиваю: «А лечить больных сможем? — «Сможете!» отвечает. — А воскрешать?». Тут отворачивается он, а потом  руку мне на плечо положит:«Всё сможете. Но для того через всё пройти придётся — и через хорошее, и через плохое. Только всё познав — сможете».
Страшно это — через всё… Не чувствую уверенности, сомнения нахлынивают.
Вот видел: идёт Он по воде. Зовёт других: «Идите со мной».  Нет, не суметь этого. Душа — тяжела. Земного в ней много.
Смеётся: «Тяжела душа, потому как смерти боитесь. Но смерти нет!».

Смерти нет… Ох, страшные мысли — тут не только по воде, по земле ходить, по колени проваливаясь…
Крутятся вокруг да около священники, подговаривают. И Он последнее время говорит со мной не о богословии, не о лекарстве — о сожжённом доме. «Надо, — говорит, — новый дом строить. Не всё бродяжничать. У каждого своя дорога, кому-то можно её попробовать изменить, свернуть, новую проложить, в конце концов. Можно, но не мне и не тебе... А на строительство дома деньги нужны. Тебе их и добывать...»
«Не могу.  — Так и сказал Ему, — не могу я о деньгах думать. Прошлое сжёг, не возвращай мне его. Дай новое!»
И ещё сказал: «Дай мне владение словом. Пойду веру нести, — хоть по воде пойду, хоть как. Смогу гору сдвинуть, если путь перегородит!»
Отвернулся. Обидел я его, видать, своим высокомерием. Знает, что не смогу… Слаб. Посуху хожу, запинаясь...

Договорился о деньгах. Дадут. Немного, но ведь тут малость, там малость — и наберём. И не в долг. Всего-то только просят взамен показать им того, кто лечит словом, кто души видит насквозь. Любопытные, а с таких грех не взять. Сказал Ему. Молчит. И то правда — вот всю сумму наберу — тогда и хвастать время придёт.
Но хоть и молчит, а, вижу, доволен. Пир затеял.
Хорошее вино на пиру. Хороша еда. Хорошие разговоры... Но я не прислушиваюсь. Думаю. И всё страшнее думы в голову лезут — неспроста Он затеял это. Не расплатиться нам, хоть все деньги обещанные мне отдадим корчмарю. Словно Он прошлое своё сжигает сегодня, как я некогда дом свой. Только теперь не Он — я в стороне жду…
Толкает меня: пора, мол, иди, куда должен. Новый дом строить начнём с малого.
Как встать и уйти, оставив Его наедине со своим прощанием. Другие словно ослепли — не замечают ничего кроме яств на столе.
Чувствует.
Протягивает мне: «Буду в тебе благодатью этого хлеба. Иди же, не томи. Делай неотложное».

Дали меньше денег, чем договаривались. Отказаться? Нет, нет пути назад — идут за мной толпой: давай, показывай своего лекаря -богослова. Соврать? Указать на другого? Они обманули, и их так же… А он со всеми другими навстречу идёт. Все пьяные, он один — нет. Соврать — унизить.
Подошёл. «Прости, — говорю, — брат мой. Не построим мы дом с того, что получил. Подвёл я тебя, и сам себе кару за это выберу».
«Не сам, — отвечает. — И твоя дорога, и моя переплелись так, что не различить, где чья. Чем моя завершится — не я выбирал. Не тебе и в своей конец искать».
Поцеловал на прощание. Сижу думаю о Его последних словах. Страшные они, жгут душу, разрывают разум.
Долго время тянется — еле-еле утро забрезжило. Ходить учить других — слаб я. Ходить воскрешать — не о том наши разговоры были. Эх, неужели Он прав относительно меня был? И не мне даже конец своего пути выбирать?
Только не зря столько времени вместе ходили, нет, не зря.
Никто теперь не может решить, что мне сделать. Это решил я. Осталось решиться. Горит мой дом. Горят в нём дорогие мне вещи, но никто больше не ждёт меня...