Под самой крышей старенького дома на окраине крупного города располагалась маленькая комнатка. Скромно обставленная, она походила на обжитой чердачок.

Вечером, когда всё стихало, здесь можно было услышать шуршание страниц новой книги или исписанной тетради, тихое потрескивание догорающей свечи, лёгкий скрип пера.

Каждый день ровно в шесть утра в этой комнате просыпался молодой человек, а ровно в одиннадцать вечера ложился спать в ней. Уходя рано утром, молодой человек плотно закрывал за собой дверь, поворачивал ключ в замочной скважине три раза и забирал его с собой, пряча во внутренний карман своей скромной куртки. Всех остальных жителей дома такая осторожность удивляла, потому что бдительность «старухи-привратницы» (так её здесь называли) ещё ни разу не была обманута.

Войдём же в этот дом, оставшись невидимыми для глаз старушки и других его обитателей, в ту самую комнату, скудное описание которой было представлено чуть выше.

Подойдя к двери с табличкой «Без стука не входить», мы легко проскальзываем внутрь этой крохотной цитадели. Первое, на что падает взгляд - огромный старинный шкаф, уставленный книгами разных размеров и объёмов. Здесь и увесистые тома, и совсем маленькие брошюрки. Это поистине завораживающее зрелище! В комнате царит полумрак, несмотря на то, что окна здесь довольно внушительных размеров. Тяжелые тёмные занавески цвета малахита позволяют проникнуть в этот храм одинокого творчества лишь немногим счастливым лучам света. Удивленные и несколько заинтригованные, мы делаем несколько шагов вперёд. Из-за большого количества шкафов и этажерок комната кажется совсем тесной, но очень уютной. В дальнем углу стоит громоздкий письменный стол с плотно придвинутым к нему стулом с жесткой прямой спинкой и мягким сиденьем. На столе хаотично разбросаны какие-то бумаги, исписанные широким неровным почерком, на самом краю - аккуратная стопка тетрадей, книги и письменные принадлежности. С новенького пера, лежащего рядом с отколотой по краю горлышка чернильницей, на стол стекло несколько капель чернил. Среди всего этого великолепия гордо возвышается уже теряющий свою былую свежесть и прелесть старинный серебряный подсвечник, украшенный затейливыми вензелями.

Прекрасный уголок! Мягкий приглушенный свет, сумевший пробиться через занавески, придает ему особенного шарма: что-то простое и скромное, но, в то же время, загадочное и мистическое.

У окна стоит скромная кровать, небрежно заправленная; маленькая тумбочка у её изголовья изящна, совсем не подходит к кровати, но идеально сочетается со шкафом и подсвечником. Вот и вся мебель. Конечно мы можем совершенно потерять совесть и заглянуть в тетради, перебрать бумажки или полистать старинные книги, но твёрдые шаги в коридоре звучат всё отчётливее, сейчас в замочной скважине звякнет ключ и перед нами предстанет хозяин комнаты, в которую мы так бесцеремонно пробрались.

***

На пороге стоял высокий молодой человек. На вид ему можно было дать около двадцати пяти лет. Свет из коридора подчеркнуто озарил его худощавую фигуру. Он аккуратно закрыл дверь, помедлил несколько мгновений и неспешно направился к столу.

Перебрав стопку бумаг, он вытянул чистый лист, зажёг свечу на подсвечнике и принялся что-то отчаянно писать.

Дрожащий свет плясал на его лице, придавая ему обаяния; лицо, казалось, ускользало, как будто не хотело, чтобы его разглядели и описали. Но мы воспользуемся своей крайней наглостью и всё же расскажем, что позволила разглядеть нам свеча.

Его нельзя было назвать красавцем. Нет, его внешность не была выдающейся. Тонкий, не очень длинный нос, тонкие губы, слегка искривленные в неуловимом выражении. Серые глаза сосредоточенно следят за бегом пера, вчитываются в каждое написанное слово.

Сложно сказать, сколько прошло времени с тех пор, как он вернулся домой. За окном уже было темно, свеча догорала. Молодой человек уже не писал: он сидел, оперев голову на руки и задумчиво смотрел куда-то сквозь время и пространство своей маленькой комнаты. Перед ним лежали два письма, ещё не запечатанные в конверты.

Просидев так несколько минут, он встал, погасил свечу, подошёл к кровати и в изнеможении упал на неё.

"Дорогой мой друг!

Ты был единственным, кто верил в мою идею. Единственным ты и остался. Книгу в очередной раз не взяли в печать, увы. Герои слишком скучны, повествование неспешное, это сейчас не модно и никому не интересно. Главный редактор пытался убедить меня, что мне нигде не дадут ни копейки за строчку. И у него почти получилось, я перестаю верить, что кто-то не выгонит меня вон. Что ж, теперь, я думаю, мне стоит заняться чем-то стоящим, например, юридической практикой, строить карьеру в этой поганой конторке, в которую я хожу как на каторгу. По крайней мере, может быть так я принесу больше пользы.

А книга... Это на мой субъективный и предвзятый взгляд она выглядит очень даже неплохой. Достойной печати, выхода в свет и прочего. Но на деле, наверное, им виднее. Есть ли смысл в написанных мною строках, в этих замысловатых конструкциях, которые и правда сложно и скучно читать. Я всю жизнь борюсь с большинством, но оно всегда одерживает победу, потому что по-другому просто невозможно. Это априори проигрышное дельце. Как борьба Дон Кихота с ветряными мельницами.

Я больше не могу видеть свои рукописи. Поэтому, я отдаю их тебе. Ты можешь делать с ними то, что посчитаешь нужным. Можешь выбросить, сжечь, разорвать. Они будут в полной твоей власти. А лучше, оставь их у себя, пусть они напоминают тебе обо мне.

Я не могу больше работать в конторе. Это невыносимо. Может быть, я снова ухожу от трудностей, но если я останусь там, я сгнию, истлею заживо. В моих новых планах уехать отсюда. Далеко, в небольшой город, подальше от суеты, от толпы, от бессмысленности. Я не хочу больше никуда торопиться. Я найду себе занятие, скромное, полезное дело. Что угодно, лишь бы не суетливо-бессмысленное. Хотя иногда мне кажется, что в жизни бессмысленно всё, от начала и до конца. Но у меня не получается жить с этой невесёлой мыслью, мне тяжело, и поэтому я вновь возвращаюсь к какому-то неведомому, но однозначно присутствующему смыслу.

Вот какой я дурной друг! Я снова говорю только о себе и на вопросы о тебе отвожу лишь последний абзац! Как ты? Не случилось ли у тебя неприятностей? Я очень надеюсь, что с тобой всё хорошо. Я, как всегда, жду твоё ответное письмо, где ты изольешь мне свою душу. Мне так нравится эта наша старая добрая традиция!

P. S. Я не знаю, где окажусь через несколько недель, поэтому не спеши с ответом. Как только я обоснуюсь, я пришлю тебе письмо с адресом и, конечно же, новыми своими заботами и невзгодами (прости печального друга своего).

С любовью, Мартин."

"Директору конторы "Фортан & Ко" С.М. Фортану.

Сообщаю вам о прекращении исполнения мною обязанностей служащего в конторе "Фортан & Ко". Для официального расторжения договора явлюсь в приёмные часы. Прошу подготовить все необходимые документы и расчёт.

Мартин Адамсон."

***

Спустя несколько лет, в свет вышла небольшая книга, включающая в себя сборник рассказов от саркастических до печально-философских. Нельзя сказать, что она прогремела на весь мир, но до определенного времени пользовалась большой популярностью. Первый тираж был раскуплен, книга выпускалась ещё и ещё. Идя по улице, то и дело можно было услышать, как небольшая компания юношей спорила о весомости и значимости того или иного рассказа, о глубинном его смысле, а парочка степенных дам жалела ту печальную девушку, о которой они прочитали в этой книге. Вскоре, страсти поутихли, но книга всё так же стояла на полках библиотек и книжных лавок. Её автор - Мартин Адамсон - не появлялся на светских мероприятиях, не выступал в литературном клубе и вообще о нём мало что было известно. Поговаривали, что он специально скрывается под псевдонимом, чтобы сохранить интригу и подогреть интерес к своему творчеству. Но они не знали, что Мартин Адамсон для них так и останется загадкой. Ведь таинственный автор уже давно не жаждет известности и признания. Он работает на экспедиционном судне "Сомниум", обыкновенным штатным географом. Ему больше ничего не нужно. Он не умер, не сгорел от неоправданности надежд. Он нашёл то, что согревало его и поддерживало. Теперь у него были другие проблемы и интересы. Он не изменился, просто узнал себя лучше и научился слушать свой разум и своё сердце.

P. S. На первой странице книги Мартина Адамсона был небольшой эпиграф:

"Надежда подобна ночному небу: нет такого уголка, где бы глаз, упорно ищущий, не открыл в конце концов какую-нибудь звезду. (Октав Фелье)"

и коротенькая подпись:

Твой друг, Генри Бетелл".