Сколько тел можно сменить за одну земную жизнь? Или сколько жизней прожить, не покидая этот мир?

Переполненный благолепием луговых цветов и яркой синевой высокого неба, четырехлетний карапуз сидел в траве, и восхищение красотой, для которой он пока не знал подходящих слов, стекало по его пухлым щекам чистыми, как роса, слезами. Подбирая цвета, он начал рисовать, чтобы рассказать невыразимое.

Война не делает людей плохими или хорошими, лучше или хуже – она лишь обнажает истинное в человеке. В пятнадцать лет он бросил работу на заводе, по сталинскому указу, как дезертир, попал в колонию для малолеток, где с гордостью использовал свой дар, рисуя татуировки. Выйдя через полгода, в железнодорожной «ремеслухе» подделывал печати, ксивы и… написал первую в жизни картину маслом. Но Тьма предпочитает монохромность, тиражируя оттиски готового шаблона – ей не нужны оригиналы. Она взяла в свои руки воспитание юного таланта – облава, опять колония, ещё одна отсидка.

Тьма просчиталась – парень, повзрослев, выбрал разноцветье – но за освобождение она запросила дорогую цену. На фронте Тьма погрузила семнадцатилетнего добровольца в свои глубины. Он не переступил закон «не убий», но видел уничтожение живого. Он видел их… людей, уже не людей… тела, которые валили друг на друга, как… дрова…тела, когда-то люди… Их открытые глаза смотрели, но не видели синь неба. Он нарисовал их всех – ушедших в общесмертие. Остановившись на краю небытия, поставил крест внутри себя и заново родился из тьмы в свет жизни.

Меняя внутреннее тело, опять находишь и открываешь в себе ребенка – открытость миру, простоту ума и слова, улыбку, отданную в дар всему живому. Он снова рисовал и кисти на полотнах распускались яркими цветами. Он окунал их в солнечную краску, и небо на холсте ложилось в алые ладони маков. Над лугом белым светом сияло солнце, от которого, улыбаясь, жмурились синие и белые цветы – «Краски земли. Цветы и солнце».

Он рисовал не переставая. В прямоугольнике картины, сбросив одежды, бегают, плывут, ныряют, вопят от восторга свободные от боли и страданий, от тягот земного – нагие люди – «Летящие». Он рисовал, погружая кисти в распахнутое настежь сердце, обнажая и вычищая душу. Шаг за шагом, отыскивая путь к Человеку, когда-то созданному Богом. Он постепенно избавлялся от нагромождений сложностей, по-детски примитивно говорил о своём Богопостижении. Жизнь – это чудо оттого, что до самого конца даёт возможность стремиться открывать в себе совершенство.

Покинув землю, он остался жить в нетленном теле своих полотен, которые при жизни наполнил красотой простого, молитвой сердца и глубиной откровений – «сибирский Матисс», стоящий на брусчатке тротуара в Красноярске – бронзовый чудак с мольбертом за спиной и открытым зонтиком в руке.