Я не любил свою работу — рано вставать, трястись какое-то время в переполненном вагоне метро, чтобы день за днём делать одно и то же. Но терпение, с которым я ездил, требовало каких-то объяснений. Мне долго казалось, что это из-за денег. Я был настолько уверен в этом, что когда узнал из газет о средних зарплатах по городу, ткнул пальцем в статью и сказал жене: «Вот! У меня зарплата такая, что надо бы тебе уважительнее ко мне относиться!»
И что бы вы подумали? Жена прочитала статью, и ткнула пальцем в строки, где говорилось не о среднегодовой, как подумал я, а о среднемесячной зарплате. Это было полное фиаско — у меня столько выходило за квартал.
Нет, без жены хуже не стало. Я стал вставать чуть позднее, потому что готовить себе завтрак — не мужское дело. И, удивительное дело, исчез живот. Это стало заметно по той лёгкости, с которой я стал передвигаться в переполненном транспорте. Правда, усталость на работе давала о себе знать гораздо быстрее, чем раньше, из-за чего нелюбовь к работе стала потихоньку превращаться в ненависть. Сначала я укоротил свой рабочий день на полчаса, объявив начальнику, что раз жена ушла, забирать ребёнка из сада приходится мне самолично. Ребёнок — это хорошо. Но два ребёнка — много лучше. Я стал приходить на работу на полчаса позднее, объясняя, что надо отводить старшенького в школу. Начальник — добрейшая душа. Ему всё равно — один у меня или двое, он понимал: детям нужна забота. Так утренние и вечерние полчаса превратились в час. Но у меня появилось время на завтрак. Китайская лапша — очень быстро, не очень вкусно, зато я доказал всевозможным диетологам, что убить желудок можно куда скорее, чем они рассказывают. Нет, виноваты не диетологи, и даже не лапша. Виновата работа!. Ах, если бы зарплата была…
Начальник начал замечать, что со мной происходит что-то не то. Я приходил на работу, садился на стул и ждал обеденного перерыва. Дождавшись, доставал упаковку лапши, заваривал и смотрел, как она превращается в какое-то кашеобразное состояние, потом выплёскивал в открытое окно. Говорят, начальник приводил руководителей других подразделений, и они тайком наблюдали за мной в течение нескольких обеденных перерывов. Ах, как мне хотелось отдохнуть, полежать дома, ни о чём не думая, а то и вовсе уйти на пенсию или в монастырь или ещё куда-нибудь далеко-далеко. Чёрные мысли собирались в стаи и были готовы нести меня хоть на край света. Но когда я заикнуться об увольнении с работы, начальник в ужасе замахал руками. «Что ты, что ты! Это никак нельзя — ведь ты не просто ценный работник, ты символ отдела! Кто же ещё сможет ненавидеть своё дело так беззаветно, как это делаешь ты?»
И я остался…