Выглядела она вполне прилично – даже после слёз, которые изредка начинали сами собой – безо всякой видимой причины – капать на многострадальную клавиатуру старенького рабочего компьютера.

Зеркало в ванной честно показывало круги под глазами, чуть наметившиеся носогубные морщинки, тонкие бесцветные волосы... Но Кристине всё в себе нравилось — не восхищало, но вполне устраивало: есть что улучшить, но, пожалуй, сойдёт.

— Я выгляжу именно так, как хочу выглядеть, — терпеливо объясняла Кристина дочери, глупенькой и хорошенькой Маньке.

Дочь-подросток – это подарок судьбы – или Божья кара? Вопрос, мучающий матерей с момента сотворения мира.

Манька непрерывно рвалась Кристину постричь и приодеть. Или – хотя бы! – накрасить, а то ведь стыдно с такой кулёмой вместе из квартиры выйти...

– Мааам, ты могла бы быть интересной женщиной, если бы привела себя в порядок! — дочь начинала своё нытьё за ужином, когда сил спорить уже не оставалось.

"Начинается концерт по заявкам!" – Кристина мысленно возводила глаза к небу и судорожно стискивала под столом правую коленку, до боли впивалась ногтями в тонкую кожу – это действие почему-то всегда успокаивало.

— Я и так интересная женщина. Манька, отстань-ка!

— Интересная? И кому же ты – интересно! – интересна? Сидишь одна, даже не встречаешься ни с кем!

– Я сама себе интересна. Как только я захочу встречаться — буду встречаться. Маш, скажи честно, разве тебе так уж нужен отчим?

– Отчим? Не знаю... Как я могу узнать, нужен ли он мне, если у меня его никогда не было? И отца не было! Кто мой отец? Вот скажи, скажи мне сейчас же!

– Не скажу.

— Знаю, что не скажешь... И не будешь ты ни с кем встречаться, ни один мужчина не захочет на такую замарашку смотреть! Так дедушка Витя говорил бабушке, я слышала!

Маня заводилась всё сильнее, начинала хлюпать носом, придвигала к себе салфетницу – слёзы могли хлынуть внезапно, необходимо было заранее запастись средствами для их укрощения.
Кристина сжимала зубы, вставала со стула и начинала ходить по кухне взад-вперёд, горько думая: она не справляется с ситуацией, еле держится, чтобы не завизжать – мерзко, истерично: "Отстаааааань!!!"
Да что ж это такое?

Маня вела себя совершенно невыносимо: гоняла тяжелые и неудобные темы по кругу, искала причины для ссор, терзала мать.
"Господи, за что такая птицегарпия у меня растёт?"— думала Кристина, но через секунду себя мысленно одёргивала и произносила вслух:

— Лапочка моя, птенчик мой ненаглядный, не сердись. Я уже такой и останусь, как есть, увы. Хочешь, я лучше тебе новые джинсы куплю?

— Хочу! – ворчливо соглашалась дочь и временно затихала.

На больная тема всплывала вновь – раз за разом, день за днём.

Кристина прекрасно осознавала, в чём кроется причина её нежелания улучшать внешность, но Мане никогда не рассказывала: щадила нежную подростковую психику.

Поведала свою тяжёлую историю она лишь раз — подруге Соне, с которой все школьные годы просидела за одной партой. Позвала в бар — и вдруг всё рассказала. Лаконично, не вдаваясь в подробности, без лишнего – как она обычно выражалась – выжимания слезы:

– Отчим приходил ко мне в комнату каждый день. Это было у него что-то вроде ритуала...

Она вдруг отодвинула стакан с вишнёвым сидром и заговорила хрипло, чуть покашливая после каждой фразы:

— Он приходил, разворачивал меня к зеркалу, обнимал за плечи и говорил: "Крисёныш, ты неотразима. Королева Крис!" И долго-долго ещё шептал мне всякие мерзости. Дышал в ухо. – Кристина закашлялась и сделала паузу. – И потом уходил – крадучись, на цыпочках. Маме говорил, что прорабатывает мои подростковые комплексы. Он же у нас известный детский невролог...

– А ты что? – спросила подруга, вздыхая и пряча глаза, – у неё были свои мрачные тайны, но время её исповеди ещё не пришло.

– Я просила сначала: дядь Вить, отпусти. Потом привыкла – просто задерживала дыхание, старалась думать о чём-то хорошем.

– А мама что? Маме ты рассказывала, какие комплексы этот урод прорабатывает?

– Пробовала рассказывать... Мама мне не верила... Он наплёл ей, что моя психика повреждена той аварией. Папа скончался у меня на глазах... Ну, ты помнишь.

Они помолчали.

– Ненавижу, ненавижу это его слово – "неотразима"! Не хочу быть красивой.

– Не хочешь, а приходится, – Соня покачала головой и сделала большой глоток эля, –Ты всё равно красивая, даже со своим старушечьим пучком на голове. Глупо говорить – ты и сама это знаешь. Кстати, а что сейчас с твоим отчимом?

– Лежит в больнице после инсульта. Восстанавливается. Мама за ним ухаживает. Прикинь: меня заставляет периодически ему что-то отвозить.

– И ты на это соглашаешься?

– Приходится. Он отец Маньки.

Признание вырвалось внезапно. Соня оторопела.

— То-то я думаю, как это у тебя вышло – так рано родить. Думала, если честно, что счастливый папаша – Генка из параллельного "В". Ты же с ним в выпускном классе гуляла, да?

— Наверное. Я не помню.

– Погоди, а отчим сам в курсе?

– Естественно. Откуда, ты думаешь, у нас с Манькой отдельная квартира? Мама мне, дуре, каждый день объясняет, какой дядя Витя благодетель.

– Да... И вот теперь я наконец-то понимаю, почему ты не хочешь Маньке папу подыскать... Боишься, что история повторится с твоей дочерью.

— Так и есть. Вырастет — тогда и подумаю. Может, заведу себе на пенсии мил-друга-старичка, будем с ним душевно помидоры на даче консервировать.

На этом месте подруги дружно захихикали, радуясь, что можно наконец-то уйти в сторону от болезненной темы. Пенсия казалась им чем-то далёким, нереальным, и представлять себя озабоченными дачными хлопотами пенсионерками было весело.

Время – как ни крути – куда-то стремительно девается.

Закончив школу, Маня подала документы в медицинский.
"Яблочко от яблоньки," – с досадой подумала Кристина, но отговаривать дочь не стала: она принципиально растила Маню в атмосфере любви и свободы.

...На курсе Маня слыла первой модницей и сердцеедкой. Жили они совсем рядом с основным корпусом института, и Маня повадилась таскать домой весёлую компанию первокурсников.

Приходила, открывала дверь своим ключом и кричала матери:

— Я привела своих лучших друзей, мам! Не заваришь нам чаю? И ещё мы голодные.

Кристина, вздыхая, вставала из-за рабочего компьютера и шла заваривать лучшим друзьям чай в глиняном чайничке.

Постоянных приятелей было трое — Никита, Антон и Сергей. Никиту и Антона Кристина мысленно называла "щенята вислоухие", но Сергей в эту компанию попал, казалось, случайно, – выглядел он сильно постарше остальных студентов. Как выяснилось, в институт Сергей поступил после медицинского колледжа и многолетней работы медбратом.

Был он высок, худ и немногословен. Молча пил свой чай, изредка вставляя в чириканье молодёжи короткие ироничные реплики.

"Странно: как подобный кадр здесь оказался? —думала Кристина. — Явно больше не придёт".

Но Сергей пришёл. И ещё раз, и ещё.

"Не похоже, чтобы он в Маньку влюбился, – подмечала Кристина, — глаза не горят, когда он на неё смотрит."
Тогда что?

Не анализируя свои мотивы, она купила на распродаже пару красивых костюмчиков и наконец-то позволила Соне отвести себя к знакомому парикмахеру.

– Не хочется быть унылой старой перечницей, когда к тебе домой каждый день молодые парни приходят – оправдывалась Кристина,— в конце концов, ребёнка я уже почти вырастила, а мне всего тридцать шесть. Хватит уже в секонде закупаться...

— Кристинка, ты наконец-то явно влюбилась, но в кого? Расскажешь?

– Как-нибудь потом, пока не готова. Не влюбилась, а так... Нравится кое-кто.

А Манька – как ни странно — всё почуяла ревнивым женским сердцем. И закатила истерику, конечно:

– Это что же получается? Ты хочешь моего лучшего друга подцепить, да? Мать ещё называется! Ты же его старше!

— Так. Во-первых, никого я не хочу подцепить, как ты выражаешься. Просто постриглась. Ты же давно на меня давила по этому вопросу. Во-вторых, Сергей меня моложе-то года на три всего. Это ни о чём.

— Да ты что? Неправда! Сергей — студент, а ты...

– А я — в тираж? Я тоже, кстати, хочу пойти поучиться. Тебя вырастила – теперь могу гулять. Сама подумай, Мань: не вечно же мне глаза таблицами портить, меня уже тошнит от этой работы. Пойду выучусь на педагога начальной школы — всегда мечтала с детьми работать.

Маня округлила глаза. Мама — учиться? Это было за пределами её понимания...

После этого разговора водить дочь перестала водить компанию домой — теперь студенты тусовались в известном на весь город веганском кафе, где можно было играть в "Мафию" и слушать ретро-музыку на виниловых дисках.

...Сергей нашёл Кристину в соцсетях:

"Крис, прости, что пишу так нагло и прямо: не хочешь погулять со мной по городу? Может быть, покатаемся на теплоходе, пока тепло?"

Кристина – словно только того и ждала – моментально ответила:

" Хочу. Когда?"

Узнав, что мать ходила на свидание с "лучшим другом" , Маня совершенно растерялась:

– Это что же получается, Серёга теперь моим отчимом станет, что ли?

– Да не беги впереди пылесоса, Мань. Я просто прогуляться сходила. Скажешь, я не имею права на личную жизнь?

Маня не стала сразу отвечать – сидела на стуле с ногами, прикрыв глаза и раскачивалась влево-вправо в ритме какой-то неведомой внутренней мелодии. Думала.

— Ну и ладно, забирай себе Серёгу, раз так, – сказала она после паузы. — Староват он для меня.

– Спасибо, ты настоящий друг, дорогая, — усмехнулась Кристина. – Можно сказать, лучший друг!

...Через месяц Кристина впервые ночевала в холостяцкой студии Сергея. Утром, собираясь на работу, принялась разглядывать в маленьком карманном зеркальце своё лицо – чуть-чуть помятое и припухшее. Сергей подошёл к ней и приобнял сзади за плечи:

– Ты неотразима, Кристина.

И тут она разрыдалась.