В нынешнем августе, столкнувшись с нежданным повтором события, в чем-то анекдотического, впервые осознала присутствие рифмы в прозе моей жизни.

Сберечь ежедневный сон ради работы, где невольно будут растрачиваться "все" нервы, – но лишиться этой работы пока нет ни возможности, ни желания, – большое искусство. Опробованы за годы бессонницы многие способы сбережения сна. Что-то день за днём, точнее, ночь за ночью повторяется, являясь проверенным рецептом засыпания. Другое отвергается. Третье препятствие требует творческого подхода.

У вас была собака? У меня есть, единственная и неповторимая. Ей прощается почти всегда всё. Кроме покушения на хозяйкин сон. Особенно сложно в предрассветный час спокойно воспринимать ритмичное битьё псинной боксёрской груди в дубовую дверь спальни, а для настырного животного – это, наоборот, самое желанное время проникнуть в комнату и залечь на охрану тумбочки с вкусняшками.
Шаг за шагом мы с собакой продвигались к обоюдо устраиваемому решению. Были испробованы стулья, коробки, запорные устройства, перенос вкусняшек в другую комнату. Стулья и коробки с бомбардирским грохотом летели в стороны, на задвижку изнутри однажды собачьей лапой была заперта сама хозяйка. И большего, полученного перед рабочим днём при отсутствии в доме других людей, стресса сложно представить.

Наконец-то, пришли к соглашению. Главное, о чём договорились, псинка обязана выходить из комнаты перед началом ночи, чтобы ни в коем случае не потревожить хрупкие секунды хозяйкиного засыпания – своим цокотным хождением лапами с крепкими ногтями по полу или собачьим воздыханием и храпом.
Конечно, компромисс был найден не абы как – с помощью вкусняшек. Кому-то нужно зубы чистить щёткой, затем укладываться в кровать, а другому налёт очистить, лакомясь вкусными косточками, и только потом отправляться в любой угол квартиры кроме спальни.
Уговор дороже собачьих сладостей! Правда, в три или пять утра для собственного спокойствия лучше проснуться и открыть настежь дверь. Тогда собачка тихоней проникает в комнату, ложится под письменный стол и досматривает последние сны. Если повезёт хозяйке, она тоже ещё подремлет. Житейская, на все лады прописанная гармония. Хозяйкин вальс для собаки.

Мысль о рифмованном созвучии двух событий пришла позже на даче.
Когда похолодало, муж, живущий постоянно за городом, спустился жить из деревянного дома в крохотный зимник, "подземелье" с отдельным входом – низкий деревянный потолок, кафельные полы, каменные стены. Особый уют: всё близко, рукой подать; телевизор перед ногами, пульт под рукой, кухонный стол за изголовьем, кухня за столом, рядом с ней дверь в ванную. Гармоничная нора.
Насущный вопрос. Что делать со мной – желающей спать непременно на свежем воздухе, хоть в двух махровых халатах под ватными одеялами, хоть в спальнике, расчитанном на лёгкий минус?.. "Бог с тобой, моя золотая рыбка!" – подумал, наверное, супруг и не стал возражать. Загвоздка в том, что я, как мышь, трусиха: вдруг кто-то вломится ночью в комнату. Но и муж не отстаёт в опасении: придёт будить к кофе, а я не открываю... он же с ума сойдёт – что-то случилось?!

Тут пришло решение: давай, буду в пять-шесть утра по привычке просыпаться у себя в подчердачной норке, выныривать из волн ватина и пуха, спускаться, открывать задвижку и уходить досыпать. С рассветными лучами вернётся храбрость. Муж подумал мгновение и согласился, в очередной раз не споря с женской логикой.
И тут вдруг я вспомнила вслух про давнишний, похожий уговор с собакой. И мы в унисон рассмеялись.

Пойманная прозаическая рифма – смешная, несерьёзная, но дарящая тёплую семейную улыбку при воспоминании.
Вскорости обозначилась другая...

К этому событию я готовилась долго, может быть, бессознательно не один год. Весной был объявлен конкурс на прохождение в студию литучёбы. Узнала о положительном для себя решении неожиданно, так как за лето обо всём позабыла. А тут: прошла! Я – среди счастливчиков. По своей щенячьей привычке – маленькая шавка всю жизнь щенок – тут же сболтнула о "достижении" одному, другому, третьему... Новость на коллег впечатления не произвела, впрочем, на родственников тоже. Правда, муж спросил утвердительно, но ошибочно: платные курсы?!. Тут я призадумалась: в меня не верят, однозначно решив, что на бесспорно хорошее, но при этом бесплатное, меня бы не взяли...
Ладно, не последнее разочарование в жизни – держусь!

Наступил день встречи. Я высчитала по минутам маршрут от работы до места встречи, чтобы ни рано не прийти, ни тем более, не опоздать. Загодя продумала гардероб: светленькое, новенькое плюс украшения; реснички, волосики.
Заглянула на всякий случай накануне на сайт, нет ли изменений, а там разместили скорбное известие о похоронах в этот день известного, заслуженного писателя. Для нас, будущих студийцев, изменений не оказалось, хотя мой настрой, конечно, стал другим. Исключились приготовления. Пошла "как есть".
Но трепет перед событием остался. И страх тоже, и радость. Солнечные улицы казались праздничными. Быстрые потоки пешеходов – волнующими. Воздух приподнимал меня и нёс над тротуарами, а я вертела головой, разглядывая дома тёплых оттенков, окна-глаза которых дружно отражали солнечный свет и вглядывались в моё, по-видимому, оживлённое лицо.

Во дворике на поребрике недалеко от входа в двухэтажный классический жёлтый особнячок сидел, скрючившись и опустив голову, очень высокий молодой мужчина. К нему с сердобольным выражением на лице подходила женщина постарше. Я тихонечко прошагала мимо и вошла в парадную. Знакомая с уютным зданием по презентации сборника, в котором опубликован мой стишок, намеревалась идти на второй этаж, но указатели повели к полуподвальному, цокольному. Ожидая, что пятнадцать минут проведу в постепенно заполняемом помещении, изумилась, что зал полон. Было тихо и торжественно. Только одна девушка, сидящая у самой двери, повернулась и приветливо ответила на "здравствуйте". Остальные головы остались сосредоточенно неподвижны. Я села сбоку в пустом последнем ряду. Судя по затылкам, причёскам и крепким или острым плечам, мои будущие коллеги по студии – молодёжь.

Конечно, я нервничала, но с интересом рассматривала помещение.
Зал был широк и приземист, как будто приплюснут. Прямо посередине ни к селу ни к городу стояли квадратного сечения колонны без ордера. До потолка было подать рукой человеку, как раз такому, который сидел сейчас и горевал на дне каменного колодца. Я встала и, подтянувшись на цыпочках к подоконнику, выглянула из "подземелья" в незакрытое шторой окно, чтобы рассмотреть, не стало ли молодому писателю полегче, но уткнулась взглядом в глухую стенку брандмауэра. Подвальные окна зала тянулись вдоль всей правой стены, кажется, их было семь, и все выходили в тупиковый дворик. Наверное, когда-то в нынешнем зале могла располагаться конюшня.

Я вернулась на место и погрузилась в созерцание, только теперь не внешнее, а внутреннее. Было хорошо и спокойно. Стояла особая, какая-то густая тишина. Появились вскоре друг за другом наши будущие учителя. Среди них те двое, из дворика. Пятеро прошли через углублённо молчащий зал к пяти стульям, сели перед нами, и первое собрание началось. Писатели и поэты, кто серьёзно, кто с юмором, рассказали нам о своём видении литературного творчества и смысла нашего обучения. А потом предоставили слово разновозрастным ученикам – каждому.

Я сидела и нервничала, как мышка, вытирая неожиданно вспотевшие ладони, ждала своей очереди, неизбежно приближающейся ко мне змейкой по рядам от первого к последнему, внимательно слушала и прикидывала, как описать то, что почувствовала и осознала в первую минуту усевшись в кресло и оглядевшись.
Но что-то помешало мне повести речь о высоком...

Наконец, выйдя перед ареопагом на импровизированную сцену, в перекрестье взглядов сорока человек, я потерянно произнесла какую-то мелкотравчатую речь, смешав в ней себя, своё, политику, позабыв о логике, чувстве меры и литературе. Нет, всё-таки женщине, чтобы чувствовать себя уверенно и правильно, надо выглядеть на все сто, а я ведь пришла "как есть".

А изначально пришла мне на ум аналогия, отражение давнего ощущения, стойкого, потому что сквозь дымку череды суетливых дней и лет – нет-нет да прорывается эхо.

Широкое, приземистое, будто приплюснутое помещение. Потолок, до которого даже мне легко достать рукой. Земляные стены, полы и подобие скамей вдоль трёх стен, под одной из которых в каменном жёлобе течёт ручеёк; говорят, уже две тысячи лет.
Тихо и торжественно. Только чуть слышно журчит вода. Мы притихшие, в углублённом молчании сидим на скамьях, проникнутые неведомым ранее величием сакрального места. Здесь хорошо и спокойно, стоит особая густая тишина.

Сюда нас привёл профессор истории римского университета, внук русских эмигрантов, глава православной семьи и отец семерых детей, говорящий по-русски так безупречно чётко, грамотно и чисто, как почти невозможно услышать в России.
Это подземное помещение, одно из первых мест защиты и молений христиан в Римской империи, было раскопано не так давно под несколькими уровнями церквей, веками надстраиваемых одна над другой. Мы спускались из верхней, богато убранной, величественной, барочной церкви ниже и ниже. В последующих ярусах не было окон. Появились на стенах изначальные христианские символы, процарапанные, с остатками красок.
Наконец, мы – в по-спартански скупо убранном низком зале с простыми колоннами без ордеров и одной ступенькой, обозначающей аналой. Шагнули в проём сбоку и очутились там, где были только земляные потолки, полы, скамьи вдоль стен и еле слышимый ручеёк. Мы расселись по периметру древнего схрона и просто помолчали.

Всего этого на писательском собрании я не осмелилась рассказать, потому что очень сложно подобрать слова, особенно, когда кто-то извне даёт понять: пока не время. Хорошо, что тогда я их расслышала.
А отзвук пришёл ко времени, сейчас.

октябрь 2024