В город У. я переехал совсем юным, сразу, как окончил школу. Не хотелось сидеть на шее у родителей, да и отец все время намекал, что если не собираюсь учиться дальше, то пора бы отправиться в свободное плавание. Он ценил самостоятельность, привык обо всем заботиться сам – и от других ждал того же. Особенно от старшего сына. А в У. мне предложили работу – интересную, неплохую. Тогда я еще не знал, какое это удивительное место. Тем не менее, собрался и поехал. С двумя чемоданами и жаждой приключений – в новую жизнь.
На пропускном пункте меня встретил улыбающийся охранник.
- Вы к нам жить? Или туристом? Впрочем, это неважно. Все, кто к нам приезжает – остаются здесь.
- Работать, - ответил я застенчиво. – Ну, и жить, конечно. А что, это закрытый город? Отсюда нельзя уехать?
- Ну разумеется, можно! – улыбнулся он еще шире. – Здесь не тюрьма, и никого насильно не держат. Просто никто не хочет уезжать. Ничего, друг. Поживете у нас – поймете.
- Надеюсь, - буркнул я.
Слова охранника меня смутили, но совсем чуть-чуть. Человек с такой доброй улыбкой не может держать камень за пазухой, подумалось мне тогда.
- Да, еще, - заметил он как бы между прочим, - вот ваши очки.
И подал мне их – изящные, в тонкой серебристой оправе и со странно блестящими стеклами. В них причудливо преломлялся солнечный и небесный свет, зелень травы и деревьев, яркие искры цветов и легкие, точно клочки белого пуха, облака.
Я удивился.
- Мне не нужны очки. У меня хорошее зрение.
Охранник засмеялся, весело и совсем не обидно, а так, как будто услышал нечто остроумное. Кстати, он и сам был в очках. И они ему очень шли.
- Не сомневаюсь. Но, видите ли, у нас в городе много изумрудов, которые на самом деле – обыкновенные стекляшки. Но об этом никто не должен догадаться. Вот и приходится всем жителям ходить в очках с зелеными стеклами.
- Я что, попал в сказку? – удивился я еще больше.
- Почти, - усмехнулся охранник. – Это шутка! Здесь не изумрудный город. Здесь – У.! У нас принято ходить в очках – всю жизнь, не снимая.
- До самой смерти?
- Ну да. Или пока не покинешь город, но от нас никто не уезжает.
- Но зачем?
- Чтобы видеть красивое – еще более красивым.
- А для чего делать красивое еще красивее?
- Для радости, - терпеливо объяснил охранник. – Красивое приятно для глаз. Достойно любви. Согревает сердце. А согретое сердце – доброе и мудрое, и глубокое, как океан. Попробуйте и узнаете. Это как макияж у женщин, не обмана ради, а из стремления к совершенству. Косметика для мира – вот что такое наши очки.
- Но это как-то странно, - пробормотал я.
- Если вам здесь странно, - пожал плечами охранник, - оставайтесь там, где были. Никто не обязан жить в городе У. Но каждому хорошему человеку здесь рады. Решайте.
Я подумал немного и надел очки.
Не скажу, что мир вокруг так уж сильно изменился. Только небо вспыхнуло ярче – голубым огнем. А облака засеребрились, как первый снег. И солнце оживилось. Трава налилась изумрудными соками, сделалась мягкой и шелковой на вид. Гордо выпрямились и постройнели деревья, качая на ветвях разноцветных птиц. Я посмотрел на охранника. Он тоже, в общем-то, остался прежним, только стал как будто моложе и увереннее. И еще при взгляде на него в груди разлилось какое-то теплое чувство. Словно встретил давнего и очень хорошего приятеля и счастлив его видеть. А он рад мне. И я улыбнулся – ему, солнцу, зелени и цветам, и сказал:
- Спасибо!
Охранник кивнул приветливо, и я вошел в город У.
Сперва мне показалось, что там какой-то праздник. Люди танцевали и пели прямо на улице, обнимались и непринужденно болтали. Меня тут же подхватили под руки, расспрашивали, несли мои чемоданы – и так, весело беседуя, довели до дома. Мы поднялись на второй этаж. Да, забыл сказать. Все здания в У. низкие, в два-три этажа, сверкающие свежей побелкой на стенах и огненно-красной черепицей на покатых крышах. Но это в центре. А вдоль морского побережья тянутся плоские белоснежные коттеджи, утопающие в густых садах. Мой дом оказался трехэтажным, с длинными балконами и роскошной яблоней у подъезда.
Я потянулся к яблоку, но отдернул руку.
- Бери, не стесняйся, они общие. Любые фрукты в городе – для всех. Вот твоя квартира. Обживайся.
- А что, сегодня какой-то особый день? – поинтересовался я.
- Нет, самый обычный!
Я стоял, потерянно озираясь, и смотрел на пустые стены. Но недолго. Соседи уже тащили ведра с краской, упаковки ламината, рулоны обоев. И закипела работа! Моя скромная квартирка преображалась на глазах. Мы все быстро перезнакомились. Тина, Аксель, Эд, Крис, Яна, Мириам... Я едва успевал запоминать имена моих добровольных помощников – и новых друзей.
- Пойдем, попьем чаю с пирогом, - потянула меня за рукав смуглая красавица с глазами как темный янтарь. – Я Сара.
- Неудобно, - пытался отказаться я, хотя, если честно, уже успел сильно проголодаться. – Они работают для меня.
- Ничего страшного. Тебе надо отдохнуть и поесть с дороги. А работа им в радость! Нет большего удовольствия, чем помогать другим!
- Поживу с вами – пойму?
- Вот-вот, - засмеялась Сара. – Еще час-другой – и они закончат ремонт. И мы уже заказали мебель по каталогу. Столы, стулья, диван, кресла и книжные полки! Кухню! Зеркальный шкаф! Кровать! Торшер! Люстры! Занавески на окна! Вот увидишь, как будет уютно!
- Но, - смутился я, - у меня мало денег.
- Неважно, - отмахнулась она. – Мы уже скинулись на всю обстановку для твоей квартиры. Отдашь потом. А не отдашь – тоже не беда! Моя прабабушка говорила: «Деньги служат человеку, а не человек – деньгам». А моя прабабушка была одной из матерей-основательниц города У.
- О, как! – восхитился я.
Сара заботливо подливала в мою чашку горячий чай, а яблочный пирог таял во рту.
Таким мне запомнился мой самый первый день в городе У. Солнечным, восхитительным, немного суматошным, каким обычно и бывает день переезда. И знаете, что я вам скажу? Никто и никогда не называл меня занудой, нытиком или затворником. Ни в школе, ни в семье, ни в компании друзей. И тем не менее, только в У. меня по-настоящему научили праздновать жизнь. Так, чтобы каждый проходящий день становился драгоценной жемчужиной в сверкающем ожерелье Творца.
Не успевали над городом сгуститься сумерки, как на улицы выходили красивые люди – мужчины и женщины в разноцветных одеждах, с яркими улыбками на лицах. В центре, на торговой улице, украшенной фонариками и цветами, художники выставляли свои картины. Тут же их писали – маслом или акварелью, или делали стремительные карандашные наброски, скетчи, дружеские шаржи. А чуть дальше, если спуститься к морю, на широкой набережной разыгрывались театральные сценки – и целые спектакли. Мастера и любители, комедианты, кукольники с марионетками, клоуны и фокусники... Все спешили порадовать зрителей своим искусством. Аплодисменты, смех, возбужденные голоса взлетали над морем и парили вместе с чайками в золотом свете прибрежных фонарей. Пахло водорослями и йодом, а море мягко, изумрудно сияло. И все любили друг друга, потому что любить красивое – легко и приятно.
Но не подумайте, что У. – скопище бездельников. Мы работали не покладая рук, чтобы сделать город еще прекраснее. Вначале я недоумевал, зачем умножать изобилие? И для чего белить и без того снежно-белые стены? А потом вспомнил слова охранника и понял – никакие волшебные очки не превратят уродливое в красивое. Красоту надо создавать ежечасно, ежеминутно, внутри и вокруг себя. Только так из обыденного рождается чудо.
И чудо пришло в мою жизнь. Я уже рассказывал вам, что женщины города У. – красивы, как юные богини. Им под стать и мужчины. А потом я встретил ту, что прекраснее всех. Ее звали Мира. Мы играли короля и королеву в уличной сценке, скорее трагичной, чем смешной. Но почему-то развеселились, забыли слова и, махнув рукой на представление, оставили свои короны на берегу и побежали купаться. На следующий вечер я учил ее играть на гитаре, а она меня – рисовать пастелью. А дальше – много всего было замечательного, неожиданного, увлекательного... А впрочем, разве можно счастье описать словами? Мы поженились и спустя два года переселились в маленький плоский коттедж. Приютили ласковую трехцветную кошку, а следом за ней – огромного бродячего кота, угольно-черного, с пушистым хвостом и торчащими в разные стороны ушами. Вскоре у нас один за другим родились два сына и дочка... Все трое – как сказочные эльфы, росли смешливые и легконогие (я чуть не сказал «легкокрылые», но ведь и это правда, все дети по природе своей – крылаты).
А про очки на глазах я почти забыл. Я и не замечал их на своем лице – так удобно они сидели – и не снимал даже ночью. В них и сны снились колдовские, загадочные, яркие, как ночной фейерверк. И только один раз... В сильный ветер – почти в шторм – я выгуливал на морском берегу кота. Понимаю, звучит странно. Выгуливают обычно собак. Но верный Микки обожал ходить со мной на пляж. В час отлива он ловил креветок в песке и тут же – с чавканьем и хрустом – съедал, выплевывая хвостики и прозрачные шкурки. А в хорошую погоду плавал в море. Но в тот день волны яростно кусали берег, вгрызаясь в него, словно крепкие зубы в буханку хлеба – и отступали прочь, полные песка. Кипучая вода сверкала, переливаясь всеми оттенками зеленого и синего. А по небу серебряной рекой струились низкие облака.
Я стоял, заслонясь рукой от ветра и соленых брызг. Микки жался к моим ногам. И вдруг пальцы словно что-то нащупали – тонкое, металлическое, и дальше – как будто круглое стекло. Я, конечно, сразу вспомнил, что это такое. И, пожав плечами – без единой связной мысли в голове, повинуясь минутному порыву – снял очки. Море погасло, сделалось серым и грубым, как свитер из овечьей шерсти. Потемнел песок, утратив золотистый цвет, а легкие облака обратились черными грозовыми тучами. Исчез мигавший среди волн маяк, будто светлячок, прихлопнутый пенной морской ладонью. Но и этот дикий пейзаж был красив. Пожалуй, ни берег, ни море, ни небо не нуждались ни в какой косметике. Они и без того совершенны. Очки не лгали. Я надел их снова и не снимал уже больше никогда.
Наверное, вы уже догадались, что в городе У. никто не стареет. Во всяком случае, внешне. И, глядя в зеркало, я по-прежнему видел все то же юное, стройное тело и гладкое лицо. Вот только сердце стало пошаливать, и появилась тяжесть в ногах. А моя красавица-жена больше не пела и не плясала, и не носилась ласточкой по дому. Наши дети выросли. А мы с Мирой все чаще прогуливались вечерами по пустынному пляжу, взявшись за руки и прислушиваясь к радостным, молодым голосам, к тем, что доносились словно из другой вселенной.
- А тебе не хочется, - спросил я как-то жену, - хоть раз увидеть все вокруг настоящим и нас настоящими?
В ответ она ласково улыбнулась.
- А мы не настоящие? Если у тебя и у меня появились морщины и седые волосы, разве мы стали от этого хуже? Разве состарилась наша любовь?
Я подумал немного и кивнул.
- Ты права.
И обняв свою мудрую женщину, я повел ее дальше по берегу, вдоль неспокойной воды. Над нашими головами кричали чайки, вспархивал и рассыпался в воздухе над побережьем беззаботный смех, и мир казался чудесным. Нет, не казался – был!