В каждом селе всегда есть свой Иванушка – дурачок, человек немного не от мира сего, не такой, как все. Обычно он никому ничего плохого не делает, всего лишь удивляет своей непрактичностью. Все нормальные люди стремятся побольше денежек заиметь, хорошо одеться, купить дорогую машину и вообще выглядеть не хуже других, а желательно – и лучше.

Иванушек же вовсе не заботят такие вещи, у них обычно сидит в голове какая-нибудь странная идея. И тогда они разбиваются в лепёшку, себя не жалеют, чтобы воплотить эту идею в жизнь. Кто-то самолёт в собственном гараже мастерит, кто-то скульптуры ваяет детям на потеху, а наш Иванушка, в миру -- Стёпка Кулагин, решил соорудить ни много, ни мало - настоящий орган.

Эта бредовая идея поселилась в его голове с тех самых пор, как побывал он в католическом соборе, где и услышал сей диковинный инструмент. Сам-то он на гармошке умел играть. Без нот, на слух подбирал. Неплохо у него получалось. А тут целый орган!

Несколько дней после поездки он взахлёб рассказывал односельчанам о необычайно красивом звучании, даже пытался воспроизвести запомнившуюся мелодию, присвистывая при этом, прихлопывая и припевая. Получалась, конечно, полная ерунда, и тогда, заметив скептические ухмылки слушателей, Стёпка сказал: «Вот сделаю я вам такую штуку, чтобы вы поняли, что это за красота! Это ничего, что у меня столько железных трубок нету, я деревянных понаделаю».

На самом-то деле у Стёпки опыт по деревянным работам уже был, он и прежде всякие дудки, да свиристелки ребятишкам ладил. Однако ж, тут совсем другой коленкор – не чета ему мастера работали, придумывали этот самый орган. Но слово сказано, значит и дело надо делать! Стёпка он такой - хоть и чудной, а слово своё держит.

Почти три года всякую свободную минуту он отдавал безумной затее – подыскивал нужное дерево для каждой отдельной трубы, сверлил, вырезал, дудел в неё, отбрасывал неподходящую и опять искал. А подходящие в одну панельку собирал. Меха, как у шарманки, приспособил. Вся деревня слушала его дудки-самогудки. Но не ругались, только посмеивались. Опять же и ребятишкам забава, они, как пчёлы на мёд, слетались в Стёпкину сараюшку, домой только к ночи прибегали.

И вот наступил торжественный момент. Стёпка объявил, что будет концерт органной музыки. Смешной! Даже объявление написал и на двери клуба повесил.

В назначенный час собралось почти всё село – любопытно же, что там Стёпка сотворил. А он вышел, в чистой рубахе, в пиджаке, бледный от волнения и сел на табуретку перед своим сооружением.

Странное оно, конечно, вышло - палки понатыканы в рядок, какая потолще, какая потоньше и высоты разной, на приступочке – клавиши, как у пианино. Где только достал? Ну, ладно. Сидим, слушаем. Сначала что-то зашипело, а потом звук раздался тоненький, как будто синичка цвикнула, потом другой – пониже, попротяжнее, и ещё один прибавился, и так красиво получилось, когда они вместе-то запели. Стёпка всё новые и новые клавиши жмёт и педаль ещё иногда ногой придавливает, и вот уже начала мелодия складываться, на вальс похожая. Вроде слышали мы её много раз, но сейчас она была уже совсем другой - широкой, многоголосой. Будто чистые прозрачные ручейки слились друг с другом, и получилась величавая полноводная река.

Расходились мы в странном молчании, будто боялись нарушить волнующе-щемящее чувство чего-то нового, возвышенного, непривычного в нашей обыденной жизни.

Послушать Стёпкин орган стали приезжать люди со всей округи. И каждый умудрялся услышать что-то своё – кто-то уверял, что ясно слышал армянский дудук, а кто-то - русскую жалейку, и даже кому-то почудился английский рожок. Но абсолютно все уходили умиротворённые и будто просветлевшие. А потом слух прошёл, что орган-то непростой – будто лечит он разные хвори.

Не знаю, как насчет телесных недугов. Вряд ли он сосуды чистит или там печень, а вот что душу своей музыкой очищает – это точно!