Варенька считала себя почти счастливым человеком. Пока почти. Она знала, что в ближайшие годы это “почти” исчезнет из её жизни. Не может не исчезнуть. Она ведь обязательно выйдет замуж за любимого и любящего парня, родит ему мальчика с девочкой, как минимум. И тогда счастье будет полным. А сейчас Варя совершенствуется в профессии, которую обожает. Она – пианист, закончила консерваторию, поступила на службу в престижный музыкальный коллектив, даёт частные уроки подающим надежды чужим отпрыскам. Разве это не называется почти счастьем? Ну хорошо, если вам этого мало, вот ещё одно доказательство.
Варенька всю сознательную жизнь мечтала иметь орган. Ну вот такая у неё была мечта. Кто-то жить не может без яхты, а Варя жаждала играть на собственном органе. Она всё понимала: и размеры этого инструмента в сопоставлении с современными квартирами, и то, что органы вот так вот запросто в магазине не купишь, и то, что нет у неё папы-миллионера… Но мечта, она на то и мечта, чтобы сбыться. Иначе какая же это мечта? Иллюзия, да и только. А иллюзий и без органа у девушки двадцати трёх лет хватало. Но это так, между нами.

Ещё в прошлом году Варенька начала искать съёмную квартирку поближе к центру, желательно, с правом выкупа. Пересмотрела кучу безликого жилья. Всё – не то. И вдруг пару месяцев назад нашла эту, никому не нужную двушку в старинном доме. Хозяева уехали за границу и возвращаться не собирались. Сдавалась жилплощадь на долгий срок. А главное – в нише стоял небольшой, в потрёпанном состоянии, но … орган! И он, как вы понимаете, решил всё.

Варя первое время даже дышать боялась возле своего приобретения, чтобы не спугнуть сбывшуюся таким неожиданным образом мечту. Когда она спросила, можно ли ей оставить инструмент себе, дальняя родственница хозяина квартиры облегчённо вздохнула, прибавив, что, слава Богу, не придётся на свалку эту рухлядь вывозить. На том и расстались, обе довольные друг другом.

Варенька нашла через приятелей своих знакомых мастера по ремонту столь редкого инструмента. Пришёл дядечка, сверстник варенькиному органу и довольно быстро, а главное, за небольшую реальную денежку, починил его. Теперь Варя была счастлива, минусуя малюсенькое “почти”.

Девушка только что проводила ученика, долговязого подростка, приходящего к ней по понедельникам и четвергам подтянуть сольфеджио, и сейчас наступало самое любимое время. Варенька сидела возле органа, перебирая клавиши движениями, похожими на дуновение ветерка. Инструмент благодарно откликался мурлыкающими звуками. Вдруг пальцы начали наигрывать её любимый полонез Огинского. На органе он звучал так торжественно, что Варенька даже всплакнула.

В дверь позвонили. Прервав мелодию, девушка пошла открывать. “Не иначе парнишка что-то забыл”, – подумала она. Но нет, на лестничной площадке стоял малыш лет пяти со скрипичным футляром в руке. Был он худеньким, почти прозрачным, и только глаза, синие-синие, во-взрослому внимательно смотрели на Варю.

– Здравствуйте! Это вы так красиво играли? Я заслушался и нажал на звонок. Простите. Можно, я у вас немного посижу, пока мама не придёт с работы?

– Конечно, проходи. А в какой квартире ты живёшь? Я тебя раньше почему-то не видела. Впрочем, я и сама недавно сюда переехала. Может, ты кушать хочешь?

– Нет, спасибо. Мы живём в шестнадцатой квартире. Я только послушаю, как вы играете, – сказал мальчик, по-свойски проходя в комнату и усаживаясь на диван.

Варенька вернулась к органу. Бессмертная музыка наполнила комнату. Через некоторое время опять подал голос дверной звонок.

– Это папа, – встрепенулся мальчик, выбегая в прихожую.

Варя не успела даже подумать, почему папа этого малыша ищет его здесь, как в комнату вошёл синеглазый брюнет лет двадцати пяти.

– Извините, что врываюсь без приглашения, но у вас почему-то входная дверь была открыта нараспашку. Я подумал, может, кому-то помощь нужна.

– Я закрывала. Но, наверно, ваш сын выбежал и не закрыл. Разве вы не столкнулись с ним?

– Сын? У меня нет сына, хотя я очень хочу, чтобы он у меня был. Да я и не женат. Пока, – добавил мужчина и улыбнулся. – А в дверях, на лестнице и в коридоре никого не было, никакого малыша.

– Ну как же, – растерянно пролепетала Варенька, – маленький мальчик лет пяти с такими же синими, как у вас, глазами только что был здесь, сидел вот на этом месте, слушал, как я играю… Да вот же его скрипка осталась!

– Играете вы, действительно, божественно, а вот внимательности вам не хватает. Дверь была открыта, иначе как бы я вошёл. Но мальчика никакого по дороге я не встретил. А скрипку кто-нибудь давно у вас забыл, вы и не заметили. Это с творческими людьми бывает. Сам такой.

– Он сказал, что живёт в шестнадцатой квартире вместе с мамой и папой, – Варя настаивала, в отчаянии выложив последний аргумент, – нужно только сходить к соседям, и всё выяснится.

– Девушка, с вами всё в порядке? – участливо спросил молодой человек. – Дело в том, что это вы живёте в шестнадцатой квартире.

– Ой, точно… Понимаете, я недавно переехала сюда, поэтому не привыкла к новому адресу. До сих пор называю номер прежней квартиры – сорок четыре. Тогда что, вернее, кто это был?

– И был ли?

– Малыш был точно! Я же не выжила из ума, – в комнате повисла осязаемая тишина. Пауза затягивалась. – Знаете, пойдёмте пить чай, а то я как-то ещё и о законах гостеприимства забыла.

Прошло немногим больше года после тех событий. Варенька теперь была абсолютно счастлива. Без всяких почти. Она вышла замуж за синеглазого брюнета и родила сына, такого же синеглазку с не по-детски внимательным взглядом. Они жили все вместе в квартире под номером шестнадцать, откуда по вечерам доносились звуки старинного органа.