Как же не повезло в тот раз бедному бурому Мишелю! Желанная добыча почти уже оказалась в горячей жаждущей пасти, рот наполнился слюной, зубы защелкали от нетерпения – ан нет! Не выгорело дело: в последний момент отец поймал за ногу проказливого сына, едва не свалившегося с перил в медвежью яму. Ваня Тургенев успел увидеть лишь горящие черные глаза зверя, да почуять резкий запах нечистот, скопившихся на дне ямы.
Нерадивую няньку Катерину, засмотревшуюся на зверей и не уследившую за ребенком, конечно, тотчас прогнали, – не интересуясь, как она будет добираться домой из чужой страны. Нянька уходила, безутешно рыдая, всё дальше и дальше по аллее, а Ваня молча смотрел ей вслед и думал: не кинуться ли за ней, не побежать ли им вместе далеко-далеко, до синих гор, до сказочного моря-окияна, до леса, где медведи живут не в грязной яме, а в настоящей берлоге?
Едва оправившись от шока, родители Вани – Сергей Николаевич и Варвара Петровна – вновь отвлеклись на свои безнадёжные и бесконечные споры, перестали обращать внимание на мальчика. Ваня растерянно стоял под мелким тёплым дождиком, разглядывал окутанную туманной дымкой высоченную гору Гуртен и думал о белой собачке, которую только что провел мимо него какой-то полный господин в шляпе-котелке. Собачонка не хотела идти, ложилась на землю, упиралась, оглядывалась на Ваню. В какой-то момент Ваня не выдержал, побежал было к ней – а собака привскочила навстречу и уже высунула язык для слюнявого поцелуя... Но отец вновь проявил бдительность: крикнул “Zurück!”, ухватил мальчика за ворот матроски и звонко шлёпнул пониже спины.
...Ночью Ваня не мог спать. В гостиничном номере было душно, страшно, непроглядная безлунная чернота сжимала со всех сторон. Где-то в этой тьме прятался голодный медведь с вонючей красной пастью, а ещё бука с длинными руками-крючьями, и домовой Лютен, умеющий оборачиваться мохнатым чёрным пауком...
– Няааааааня! – закричал Ваня.
А потом, вспомнив, что няни больше рядом нет:
– Мама! Маменька!!!
Из родительской комнаты послышался скрип, словно мать попыталась подняться с кровати. Тут же раздался сердитый голос отца:
– Варвара, я не разрешаю тебе носиться с мальчиком, как со старинной китайской вазой! Ему четыре года, он должен учиться спать без няньки.
Голоса родителей вновь зазвучали раздражённо.
"Няня Катя уехала, – вспомнил Ваня, – её выгнали потому, что я себя плохо вёл. И мама с папой поэтому ссорятся. Я плохой."
Простыня внезапно сделалась горячей и мокрой.
"Утром папа высечет", – понял Ваня и тихонько, почти беззвучно застонал. Стон перешел в сдавленные рыдания.
Плакал он долго, не останавливаясь – слёзы никак не заканчивались. Началась икота, а потом мальчик вдруг ощутил: ему тяжело дышать. Он запаниковал, забился в судорогах, начал кататься по кровати... Вдохнуть никак не получалось.
И в этот момент внезапно пришло спасение.
Давешняя белая собачка, та самая, торопливо вылезла из-под кровати, стуча когтями и сразу кинулась к Ване – спешила лизнуть его в нос горячим розовым язычком.
Лёгкие разжались, Ваня с облегчением задышал.
– Собачка! – взвизгнул он с восторгом. И сразу примолк: услышат родители – быть беде.
Собачка охотно вступила в разговор:
– Ыыых-ых-ых, – запыхтела она. Морда её ухмылялась, хвост ходил вправо-влево – как маятник на часах с кукушкой.
– Как же ты меня нашла, собачка? Как тебя зовут?
– Ум - ум-му... умка.
– Умка! – догадался Ваня.
Он поднял собаку на постель, обнял мохнатое тельце, поцеловал собаку в мордочку – и мигом заснул.
Утром он почти не слышал, как мать ругается из-за за мокрой постели – в душе поселилось счастье. Лохматой подруги поблизости не было, но Ваня твёрдо знал: она появится вновь.
...Путешествие по Швейцарии продолжилось, новые бонны постоянно возникали и исчезали – Ваня не запоминал их лиц. Он просил родителей: хочу спать в комнате сам, без нянек. Отец охотно поддерживал самостоятельность сына – тем более, что постель нынче оставалась сухой до утра.
Умка появлялась почти каждую ночь. Ваня ждал её появления, затаив дыхание от нетерпения, боялся заснуть: “Ну же, ну! Где ты?” Минуты томительно тянулись.
Собака никогда не подводила – возникала из небытия, скребла лапой пол под кроватью, возилась, пыхтела и чесалась, а затем вылезала, запрыгивала к мальчику на постель – и согревала, успокаивала, убаюкивала...
...Домой, в Спасское-Лутовиново, они вернулись уже по осени, когда лужи затянуло первым тонким льдом. На яблонях ещё висели крепкие кислые плоды, но листья уже опадали; забытый за время путешествия сад показался мальчику чёрным и страшным.
Той ночью белая собачка не приходила – Ваня сильно устал с дороги. Лёг в кровать – и сразу заснул. А утром, услыхав под окном шварканье метлы, вскочил и босиком подбежал к окну. Забрался на стул, выглянул во двор.
Немой крепостной Андрей сосредоточенно сгребал в кучу пожухлую яблоневую листву. Лицо дворника было хмурым. А под ногами у него – Ваня аж подпрыгнул, увидев это! – скакала знакомая белая собачонка. Умка!
Дворник словно не замечал её – мёл себе да мёл, иногда задевая собачку острыми прутьями помела. Та не обижалась, даже не вздрагивала.
Ваня распахнул окно, высунулся по пояс и закричал:
– Умка! Ты здесь! Иди же сюда, ко мне!
Андрей не обернулся – не услышал крика, а собачка вдруг куда-то исчезла – словно растворилась.
– Иван, сейчас же закрой окно! Ты простудишься! – закричала из окна соседней комнаты новая бонна, обрусевшая немка Эльза.
– Я хочу позвать собачку! – в ответ крикнул ей Ваня.
– Но где же собачка? Я не вижу! – удивилась бонна.
– Она только что была! Ты испугала её!
Эльза, девушка разумная, спорить с Ваней не стала, но вечером потихоньку расспросила прачку Анисью: что ещё за белая собачка, которую кликал её подопечный?
Прачка перекрестилась.
– Барин наш маленький, знамо дело, духов видит. Была у нас тут такая собачонка, да Андрей по приказу нашей барыни Варвары Петровны сунул животину в мешок и в реку бросил. Шуму, вишь, от неё много было, у барыни голова болела. Ванюша про всё это знал, да забыл: мал ещё. Андрей-то наш после того совсем есть перестал... Чуть не умер... Любил он эту собачонку... Ох, горе горькое…
– А как же звали ту несчастную собачку?
– Да кто ж её разберёт? Никак не звали... Андрей-то немой... Му да му…
Вечером собака снова пришла. Ваня лежал под одеялом тихонько – и Умка лежала рядом с ним.
Около полуночи Эльза взяла свечку и зашла проведать воспитанника. В окошко светила огромная полная луна. Ваня ещё не спал.
– Ваня, скажи, где она, та собачка? – спросила девушка шёпотом.
– Здесь, со мной. Смотри! – отозвался мальчик и приподнял край одеяла.
Эльза на мгновение увидела в лунном свете блеск белой шерсти.
– Какая красавица, – сказала она, – это, верно, твой ангел-хранитель, Иван…
...Умка приходила к Ване ещё три года – до его семилетия. Каждую ночь она охраняла сон мальчика, разгоняла приступы удушья, случавшиеся от нервических потрясений. А потрясений в жизни мальчика в то время было немало: родители непрерывно ругались, а то и дрались. А потом отец и вовсе куда-то исчез…
Умка вела с Ваней долгие разговоры. Наставляла: люби близких, как умеем любить мы, собаки. И будешь в жизни счастлив.
Как-то раз она сказала:
– Ваня,ты уже большой, скоро не сможешь меня увидеть. Но знай: я к тебе вернусь. Когда-нибудь ты купишь меня у егеря за двадцать гульденов, и мы проведём с тобой
много прекрасных лет.
– Я скоро вырасту, стану писателем и обязательно напишу про тебя рассказ, – пообещал Ваня.
Умка лизнула его на прощание и пропала…
…Много лет спустя, будучи уже известным писателем, Иван охотился в окрестностях Карлсруэ. Занималась заря – верхушка горы Турмберг порозовела, над долиной Рейна клубился седой туман… Птицы сонно щебетали в гнёздах, готовые приступить к трудам и заботам нового дня.
Лошадь шла по лесной тропинке медленным шагом. Иван не торопил её, с наслаждением впитывая мгновения рассвета. Его слегка лихорадило от предчувствия чуда.
“Что-то вот-вот случится, – подумал Иван, – какая-то долгожданная, давно обещанная встреча.”
Навстречу ему из сторожки вышел местный егерь. За пазухой у него сидел мордастый легавый щенок белого окраса.
“Вот оно!” – мысленно воскликнул Иван.
– Продашь собаку? – с волнением спросил он по-немецки.
– Двадцать гульденов, – коротко отозвался тот.
“Откуда я знал, что егерь сейчас назовёт именно эту сумму?
С утра Иван плотно набил кошелёк, хотя не имел привычки возить с собою крупные деньги. Он торопливо спешился, дрожащими руками достал из охотничьей сумки кошелек.
– Какую же кличку тебе дать? – спросил Иван, устраивая щенка у себя за пазухой. Щенок вертелся, скулил, пытаясь лизнуть нового хозяина в нос.
– Вот что: слишком ты, брат, серьёзен, чтобы Умкой зваться. Нынче ты у меня будешь – друг Пэгаз…