Разговор предстоял тяжёлый. Виновата. Это даже не обсуждается. На моём участке произошёл несчастный случай, значит, есть и моя вина. И не поспоришь. Да я и не собираюсь спорить! Хотя… Что же я могла сделать? Мастер не в состоянии стоять рядом с каждым работником.
Инструктаж проведён. Значит, все знают правила работы на особо опасных участках. Да там и без всяких инструктажей каждому нормальному человеку понятно, что можно делать, а чего - нельзя. И тем не менее, делают. Не нарочно, конечно - случайно. Вот потому они и называются – случаи. Иногда несчастные
Об этой стороне своей новой работы я и не думала, когда устраивалась мастером в цех холодной штамповки. Разумеется, я знала, что буду иметь дело не со старинными китайскими вазами, а с чем-то более суровым, но всё же не настолько жестким, как оказалось в действительности.
Представьте себе большое производственное помещение, где в два ряда стоят огромные станки, на которых штампуют металлические детали. Шум стоит такой, что не слышно ни единого слова, даже если ваш собеседник стоит рядом с вами.
А работают на этих станках женщины. Обычные, нежные, совсем маленькие рядом с механическими громадинами. Их ловкие пальчики с помощью специальных пинцетов подставляют заготовки под мощные штампы. Нажатие педали - и в сторону отлетает очередная деталь. Сотни, тысячи нажатий в день.
И там тоже бывали несчастные случаи. Например, поправит штамповщица рукой без пинцета криво уложенную заготовку, нога в устоявшемся ритме нажмёт на педаль и …многокилограммовый штамп опустится на дамский пальчик. Но сейчас речь пойдёт не об этих случаях. В этот раз беда случилась с резчиком Димкой, молодым парнем, недавно вернувшимся из армии.
Процесс нарезки заготовок, в общем-то, нехитрый, если не брать во внимание величину и вес материалов. Резчики разматывают рулон прокатного железа, который подаёт к ножницам специальный подъёмник, выставляют нужные размеры и направляют железное полотно в створ ножниц. Такие ножницы мало похожи на портновские. Они похожи на гильотину, потому и называются гильотинными. Две острые кромки немалого размера, сходясь, отрезают от металлического рулона нужные заготовки, из которых потом штамповщицы и вырубают детали.
Наверное, я никогда не забуду тот момент, когда в комнату мастеров влетел напарник Димы: «Ольга Александровна! Димка палец себе отрезал».
Выбегаю. Бледный Димка зажал руку какой-то тряпкой, из- под которой сочится кровь. Вокруг уже толпятся рабочие. Почему-то я не запаниковала тогда, наоборот, в меня, как будто, вселился другой человек, спокойно и решительно раздающий приказания - позвонить в «скорую», принести лёд из холодильника, бинты из аптечки, сообщить начальнику цеха.
Потом была больница, ожидание у операционной и вердикт хирурга: «Рану обработали, но палец пришить невозможно из-за значительного повреждения сосудов».
И вот теперь я иду в заводской отдел по технике безопасности, где обязана сама сдать внеочередной экзамен по этой самой безопасности и выслушать малоприятные речи.
Собственно, так всё и произошло. Наговорили мне всяких замечаний и предупреждений немеряно. А в самом конце беседы, уже совсем неофициально, сообщили, что приходила мать пострадавшего.
Тут уж я совсем сникла - сколько же упрёков и нелестных слов, наверное, было высказано в мой адрес! Однако, на самом деле случилось абсолютно непредсказуемое. Оказывается, Димкина мать не ругать меня приходила, а защищать.
«Сын меня прислал, - сказала она, – просил, чтобы не наказывали Ольгу Александровну. Она – хороший человек».
Назад я шла с грустной улыбкой и слезами на глазах. Может, я и неплохой человек, но до чего же бывают добры и великодушны русские люди!