На пригорке, на полянке рос старый дуб. С тех времён рос, когда в далёких восточных странах делали старинные китайские вазы, в западных изготавливали амфоры и кратеры, ну а в его родных землях - только-только начинали осваивать гончарное дело.

Могучий красавец год за годом привлекал со всей округи живность, видимую и невидимую: разных птиц, зверей, насекомых и всякую нечисть лесную. Однажды у дерева присел отдохнуть городской гость, невесть откуда взявшийся в таком таинственном месте. Держал он в руках рукопись будущей книги, и, склонившись над страницей, что-то писал и подчёркивал в ней карандашом.
Звали его Александром. Нет, был он не тем поэтом и писателем, о котором первая мысль может возникнуть, хотя книги умные и сугубо оригинальные сочинял и время от времени предъявлял миру. Любителей на его философию маловато было, но сочинителя, по-видимому, более-менее устраивало. И вправду, не нужно ни в чём невиновным читателям голову ломать, тем более, читательницам, да ещё в такое непростое для человечества время.
Дуб, конечно, много чего на свете перевидал, мудрея с годами. Вот и теперь в листки заглянул, да тамошним заумным мыслям едва подивился.
А философ, не справясь со свежим воздухом, вскоре заснул, удобно прислонившись к широченному стволу. Поэтому и не услышал состоявшийся здесь значимый разговор.

- Спит?.. - раздался тоненький голосочек, не доросшего даже до метра, растущего неподалёку, маленького дубка, такого узенького, что он даже не отбрасывал собственной тени в зыбком мареве полуденного зноя.
- Дрыхнет! - увесисто пробасил старый дуб и утвердительно пошевелил кроной.
Тень под дубом слегка поколебалась и тоже прошепелявила в ответ:
- Разморило писаку. Даже точку в конце не поставил.
- Ой-ой-ой, - раздался писк жёлудя, только что свалившегося с ветки прямо под ноги спящему. - Лишь бы не раздавил! Вон ножищи и штиблеты какие длиннющие.
- Штиблеты! - загоготал Дуб. - Только что невесть откуда свалился и туда же... штиблеты. Ты ещё цилиндр вспомни, трость, златую цепь... Хо-хо-хо, желторотый!
- Ага, хватит насмехаться! Это сейчас ты стоишь, дразнишься: свободен да неприкаян. А когда-то прикован той цепью намертво был. Вон иллюстрации в книжках доказывают! Я и есть ты! Никакой разницы, просто отражение тебя или другая и-ипо-ипостась! Как вот эта тень или тот дубок.
- Э-э-эта тень?! - подбоченилась Тень, отчего на земле образовался круглый просвет, а в нём, освещённый солнцем гладенький жёлудь, как на сцене, очутился на всеобщем обозрении.
Тут не выдержал и молодой дубок:
- Ишь, какой удалец-молодец: да тебе до меня расти и расти сколько, если вообще повезёт и росток твой укоренится! - И проворчал вдобавок. - Молодо-зелено...
- Кожура чешется... - примирительно заныл Жёлудь. – Потею...
Тень помедлила, заворошилась и милостиво затушевала светлое пятнышко, в центре которого краснел от смущения малыш.

Все они - Дуб, Дубок, Тень и Жёлудь - так и не заметили в пылу своего диалога, что проснувшийся человек внимательно слушает их разговор. Был этот философ высоким и худым, со слегка вьющимися волосами, с залысинами над висками, с умным (хотя каким он мог быть другим) взглядом. Глаза его казались немного разными, левый был темнее и пытливее. Сейчас Александр через щёлки прикрытых век наблюдал вокруг, вслушиваясь в разбудивший его забавный спор. Но более всего мысли занимала метафизика того, а куда делась, в сущности, имманентная (простите, читатель), собственная физическая тень. Поглотилась ли она тенью дуба полностью, либо временно растворилась в ней или, наоборот, лежит невидимой невооружённым глазом - слой на слое.

Мыслитель сел поудобнее, крепче и выше опершись спиной о ствол, и стал разминать одеревенелые руки. При этом, без сомнения, обдуманно рассматривал травинки, жиденько растущие под густой сенью, будто именно теперь стало возможно углядеть на них разницу цвета и света от дуба и от него самого, а следом выдвинуть свежую гипотезу во всеобщей теории теней. Чисто зрительно разница совершенно не наблюдалась. Но умозрительно, конечно, всегда существует возможность созерцать, осмысливая. Главное, уметь и чувствовать. А он умел, и хорошо чувствовал, ведь сел именно под философствующим дубом.
Сделав мысленно задел для новых лекций, а там и книг, разрешив в голове некую апорию (извините), задачку, что-то записав в листках, длинный и худой человек поднялся на ноги. Он пристально ещё раз вгляделся в отражение дуба в виде широко раскинутой во все стороны тени. Отражения себя, естественно, заметно ему не было.

"Больше подобное относится всё-таки к психологии, как тема бессознательного", - подумал Александр.

Он вскинул голову наверх: на ветке сидела белочка и проверяла на зрелость изумрудные жёлуди. Выше белки сидела русалка и болтала, как ногами, перламутровым хвостом. А высоко в ветвях поблескивала золотая цепь, по которой важно прохаживался откормленный кот.
Философ зажмурил глаза и помотал головой, сбрасывая сказочное наваждение. Миг, и всё стало по-прежнему.

- Думает, перегрелся, - осклабился Дуб.
- Да-а, никакая тут ему дедукция с индукцией не поможет, - Тень с удовольствием произнесла мудрёные заморские слова.
Маленький Жёлудь, абстрагируясь от разговора, зыркая туда-сюда глазками из-под шершавой шапочки, молча искал ямку поблизости, куда можно будет откатиться при приближении уходящего восвояси великана, обутого в длинноносые кожаные туфли.
А Дубочек тоже переживал, как бы его не задел шагающий в его сторону незнакомец, или, хуже того, по пути машинально не сорвал веточку, годящуюся в виде памятного атрибута на письменном столе:
- Эй-е-ей! Возьми чуть правее! Три шага в сторону! Странствуют тут посторонние...

Человек наконец вышел из тени дерева. Показалась неотчуждаемая его тень, которая как-то неохотно тянулась за ним. Или, возможно, это тень дуба неким протуберанцем вытягивалась, пытаясь удержать возле себя прибыток.
Что там было за взаимодействие, мы (я) точно не знаем.

- Ушёл... - произнёс разочарованно из ямки Жёлудь.
- Не вечно же ему здесь сидеть, - проговорил довольный уходом мыслителя Дубочек. - Тут не только русалок углядеть тогда получится. Соблазнят и воли лишат.
- Обыкновенные метафизические исследования проводит, судя по рукописи, - важничал глубоким знанием предмета беседы Дуб.
- Приверженец гилозоизма (одушевления природы), как-никак. - Тень не упустила момент поставить в диалоге точку.
И дуб, дубочек, жёлудь и тень, как один, погрузились в размышление о возможных мирах и ужасе реального.