Он сидел на подоконнике и смотрел на крупные хлопья снега, танцующие за окном. Это зрелище было настолько завораживающим, что город смотрелся не настоящим, а нарисованным, мультяшным. Казалось, стоит чуть-чуть сфокусировать взгляд, как увидишь мужичка в растрёпанной ушанке, бодро вышагивающего по мосту с топором и приговаривающего: "Нисего не понимаю." На самом деле климат в этом городе был преотвратительнейший и, смешно семенящие внизу, забавные фигурки людей торопились вовсе не по делам, а чтобы поскорее убраться с улицы. Всё потому, что место это было сырым. Стратегически выгодным, тщательно выбранным, но не для людей. Тяжко людям в болоте. На градуснике вроде всего лишь около нуля, а пробирает до самых костей. Ибо сыро. Сыро и ветрено. А ветер в этих краях - натура переменчивая, но компанейская, и потому выходить предпочитает в компании с дождём, а тот ещё и снегу с собой притащит, а понизу лёд. Вот и семенят, как могут, каждый на свой манер. И потому крупные, красивые хлопья снега здесь в диковинку.

Ими любуются, восхищаются, даже пытаются съесть. И мечтают о настоящей зиме. Такой, лубочной, с красивым снегом искрящимся по солнце. Как на картинах. Как у поэтов. Неистребимый романтизм тоже является отличительной чертой этого места. Нет, я не оговорился, именно места, а не людей. Потому что здесь именно город задаёт настроение всему. Минус четыре, штиль, снег - рай. Особенно когда под тобой горячая батарея, а от снега отделяет свежеотремонтированное окно. Не какой-нибудь, вечно свистящий стеклопакет, а старое, добротное, в деревянной раме, где между стёклами легко помещаются банки с солениями, а сами стёкла с временными кругами, которые можно рассматривать как произведения искусства. А в руках чашка свежезаваренного чая. И от него аромаааат... А за окном всё бело: и мосты и парапеты и столбы, а уж деревья, так вообще, словно иллюстрации к сказке. И смотришь, в ожидании чуда, и пытаешься вобрать в себя всего этого как можно больше, до самой последней снежинки. Пока...

Пока не зазвонит телефон. Сколько раз он собирался избавиться от этого стационарного пережитка прошлого, да все руки не доходили. Как и от радиоточки. Вроде всё просто, куда-то пойти, что-то написать. Да вот только...ну как обычно. И звонок такой доставучий, будто нарочно раздражающий, будто мстящий за желание от него избавится. И не останавливается. Звонит, зараза и звонит. "Ах тыжжж..." - нараставшее раздражение сделало своё дело и он навернулся с подоконника.
- Да, слушаю, кто это?
- А я говорил, говорииииил!
- Что говорил?
- Ещё двадцать лет назад говорил, а вы только смеялись.
- Что, кто, когда? Вовка ты что ли? Нажрался опять?
- Да сейчас все нажрёмся. Снега! Горизонт событий остался за спиной, дальше только падение.
- Осспади, и когда ты научишься говорить по человечески...
- Уже никогда, всё крышка, вернее сугроб. Чао бомбино, следи за новостями.

Он не был суеверным человеком, не был доверчивым, и помнил, что выше самых высоких крестов, всегда находится громоотвод. А потому включил телевизор и несколько минут внимательно изучал новостные каналы. По всем кричали одно и то же: про какой-то айсберг, вселенский сугроб и закон бумеранга. Он выключил телевизор, потом сменил чашку чая на бокал коньяку, закурил и снова вернулся к излюбленной позе на подоконнике. Зажгли фонари и танец снежинок стал ещё более прекрасным, угрожающе манящим, затягивающим. В голове играл джаз, за окном танцевали снежинки, по телу растекался огонь. А как же...? А ... подождёт. Всё подождёт. Пока идёт снег.