"Муха села на варенье. Вот и всё стихотворенье!" Летунья Муша вспоминала этот простенький стишок, проносясь мимо дома, из приоткрытого окна которого вырывался запах подгорелого вишнёвого варенья. На кухне суетилась дородная женщина, борясь с последствиями своей забывчивости. И уже не обращала никакого внимания на телевизор, где продолжалась передача о кулинарном искусстве.

– Полечу-ка я отсюда, даже пробовать не буду, – почти в рифму прожужжала цветочная муха, старательно махая крохотными крылышками.
Летела она к заросшей клумбе, к недавно распустившимся матово-голубым соцветиям синеголовника, на которых вчера договорилась встретиться с приятельницей.
– Мушка, Мушка – весёлая подружка. Ждёт-не дождётся, пока дождь не прольётся, – складно пропела Муша, несмотря на малодопустимые в приличном насекомом обществе глагольные рифмы, срезая себе путь через свежескошенную полянку, над которой во все стороны распространялся дивный аромат.
– Эээх, цветочки малые, головушки опалые. Ромашки, колокольчики – листочечки, цветочечки, – пришлось Муше с сожалением, для сохранения размера в стихе, исказить правила грамотной речи.

За полянкой возвышался вяз, на нём предполагалось отдохнуть в путешествии по длинно растянувшемуся вдоль речки Жужи садоводству Подмушиное – от первого нектарного участка к последнему. В течение Мушиного полёта до её очаровательного носика-хоботка долетали сладчайшие ароматы крыжовенного, абрикосового, смородинового и всякого другого варенья, смешиваясь в восхитительный коктейль запахов.

На вязе, как и ожидала путешественница, во все глаза таращил глаза на приближающуюся Мушу её "жених" Мух, давно и безответно оказывающий ладной крошке знаки внимания. Он нетерпеливо притаптывал всеми шестью мохнатыми лапками на ровном кусочке коры степенного многолетнего дерева.
– Здравствуй, здравствуй, верный Мух! Переведу с тобою дух! – с небольшим ритмическим спотыкачем проговорила, наконец, отдышавшись, усевшаяся около давнишнего приятеля Муша.
Рядом с ними на безлистной, торчащей из ствола сухой ветке висел забытый со вчерашнего дня девочкой-соседкой венок из ромашек и колокольчиков. Мух время от времени скашивал на него взгляд, словно хотел сказать: "Посмотри, любимая моя, это всё – для тебя!" Но для уставшей Муши передышка на вязе была последней в нынешнем путешествии, да и оказаться поскорее на одной клумбе с подружкой нетерпелось. Хотя она пообещала на обратном пути задержаться у гостеприимного друга, он заранее, нервно потирая передними лапками, зыркал глазками в поисках особо вкусных цветов для будущего угощения. Мух был ужасным домоседом, хозяином своего дерева, и отгонял от вяза людей и зверей, всех кроме Муши.

Она же летела теперь, лёгонькая и весёлая, навстречу подруге. Вон уже и синие цветы показались среди золотарника и лимонного лилейника на неухоженной клумбе заброшенной дачки.
– Ой, лечу, лечу, лечу! С Мушкой встретиться хочу! Будем вместе хохотать, хоботками в мёд нырять, – со смехом подлетала певунья к краю Подмушиного, там, где течение речки Жужи с давних времён делало плавный изгиб.
Потянуло откуда-то ароматным запахом любимого земляничного варенья.
– Обожаю землянику, ягодки, цветочки.
Белые, лисички, опята – во лесочке.
Девочки с косичками ходят по грибочки.

Мушка услышала знакомую песенку и, оглянувшись, уже издалека приветственно махала приятельнице крылышком.
И тут... Муше дорогу в воздухе перегородил местный хулиган Мухан. Он был очень некрасивый, кусачий, и от него всегда нехорошо пахло. Надоеда – с ржавыми непричёсанными лапками, но позолоченным брюшком – приставал ко всем, летающим или ходящим поблизости от этого крайнего дачного участка, в тёмном углу которого прела старая навозная куча.
– Нне ббоюсь ттебя, Ммуххан, – дрожащим голоском прошептала героиня себе под хоботок. Но после этих слов храбро выкрикнула. – Хуже только таракан! Улетай отсюда сам, здесь не место дуракам!

Мухан, казалось, только этого и ждал. Из-за обидного стишка он стал наворачивать вокруг Муши круг за кругом на бешеной скорости, и явно целился собственной огромной башкой ударить гостью до потери ею сознания.
Мух и Мушка с противоположных концов воздушной дорожки уже летели на помощь, но всё равно бы не успели...

В эту минуту, не ставшей роковой для неустрашимой Муши, со скрипом открылась дверь домика, пустовавшего с позапрошлого лета. Теперь же в его проёме появилась молодая симпатичная женщина с миской земляничного варенья, (наверное, его нужно было остудить), и поставила эмалированную посудину на верандный столик.
Это было так неожиданно, что, казалось, всё кругом онемело и замерло. Гусеницы перестали чавкать аппетитными листиками, улитки скатились с крутобоких клубничин, бабочки попрятались кто куда. Цветочные мухи, осы и пчёлы зависли в воздухе.

– Милый! – прокричала кому-то молодуха, прикрывая кружевной салфеткой миску. – Скоро будем полдничать. Дети проснулись. Иди мыть руки. Надо принести стулья на веранду.
– Хорошо, – откликнулся мужчина с аккуратно подстриженными бородой и усами.
Он как раз выходил из сарая с двумя лавочками в руках.
– Смотри, какие ладные скамейки остались от прежних хозяев. Не надо и стульев.
И глава семейства стал обустраивать обеденное место на летней веранде, пока его жена на кухне звякала тарелками с оладьями, соусником со сметаной, чайником и чашками.
Спустившись со второго этажа, пробежав пару шагов по крохотной прихожей, минуя кухню, на веранду, как горох, высыпали трое малышей, мал мала меньше. Младшему было годика два, он ещё не говорил, но ловко занял местечко первым на лавочке.
– Марш руки мыть! – весело прикрикнул отец на своих отпрысков.
Тут же они втроём, спеша, наперегонки спустились с крыльца и стали толкаться у рукомойника, разбрызгивая во все стороны воду.
– Тише, тише, детки, не балуйтесь! – на расстоянии успокаивала мать своих детей, пока вместе с мужем расставляла посуду на белой скатерти с вышитыми васильками.
Потом она сошла с крылечка с полотенцем в руках, чтобы помочь карапузам перемыть мордашки и вытереть ладошки.
– Кыш-кыш-кыш! – замахала она, отгоняя висящего поблизости Мухана от малышей.
Полотенце так сильно задело его, что он отлетел далеко к забору, и даже было слышно, с каким звуком шмякнулся о деревянную штакетину. Все, кроме людей и его самого, дружно и довольно рассмеялись, ведь наглого Мухана никто здесь не любил. Червяки от смеха сложились пополам. Мотыльки стали водить хороводы. А цветочные мухи, осы и пчёлы пустились в пляс. Муша с Мушкой тоже поплясали со всеми вместе, а затем отправились за вкусным нектаром синеголовника, поднявшего высоко свои головы.

– Какой здесь прекрасный вид открывается на противоположный берег, лес, небо, звёзды! – восторженно говорила жена мужу вечером, когда они уложили детей спать и сидели на крыльце, крепко прижавшись плечами друг к другу.
– Да, дел предстоит много, чтобы привести тут всё в порядок, – отвечая своим трудовым мыслям, откликнулся муж.
Они оглядели в сумеречном освещении луны участок: заросшие сорняками лужайки, клумбы и каменные дорожки, покосившийся парник.
– Давай, начнём завтра вот с тех тёмных зарослей у забора, уберём застаревшие компостные кучи, поправим штакетник. Ничто тогда не будет мешать любоваться прекрасным видом на речку, – предложила супруга.
– Замечательно, – улыбнулся муж, ласково обнимая любимую женщину и заглядывая ей в глаза. – А земляничное варенье получилось необыкновенно вкусным. И где ты нашла столько ягод?
– Как где?! Кругом: вдоль дома и дорожек, за сараем, на лужайках. Вкусное, потому что дети помогали собирать.
– И младший?
– Ну, этот пострел везде поспел. Пару земляничин принёс, остальные сам съел.
Луна тем временем поднялась высоко. Заблестела рябь на воде, в воздухе усилился аромат маттиолы и душистого табака.

Мимо новых хозяев пролетели запоздавшие в ночной прогулке насекомые. Это были Муша, Мушка и Мух.
Они дружно жужжали песенку:
– Скоро будет новый день.
За рекой цветочный луг.
Собирать нектар не лень.
Ты мой друг и я твой друг.