Тишина давила на уши, выжигающий белый - на глаза. Всё это сбивало ориентацию в пространстве. Я громко крикнул, но эха не последовало. Мы закурили. Пространство ожило и стало хаотично извиваться во всех измерениях. Загасив сигарету, я вспомнил про веер. Волнение слегла успокоилось, но появилось лёгкое чувство клаустрофобии. Как в переполненном автобусе в час пик. Захотелось открыть форточку и вдохнуть свежего воздуха. Я достал карандаши и попробовал изобразить что-то отдалённо напоминающее окно. Получилось так себе, в лучших традициях сюрреализма: кривенько, косенько, размытенько. Не, ну а что, тут и Малевичу бы пришлось несладко, с таким-то нестабильным холстом.) «Чота меня начало мутить. Пора задать точку опоры.» - решительно заявила Шпилька, и с размаху вбила здоровенный гвоздь чуть выше моего шедевра. Белизна содрогнулась и стала стремительно втягиваться в нарисованное окно. Окно начало дрожать и осыпаться красками. Мы схватились за руки и зажмурились

Когда всё улеглось, нашим глазам предстало впечатляющее зрелище. Прямо перед нами, на шпилькином грешном гвозде висела картина в элегантной рамке резного дерева. На ней был нарисован восхитительный белый бант, но вокруг… А вокруг во всех направлениях царил цветовой хаос. Мы реально будто бы очутились в полотне Поллока, скорее даже не на каком-то определённом, а на коллаже из всех его полотен. Вот только во всём этом чувствовалась женская рука: там завиточек, здесь, что-то напоминающее бутон… Я сразу вспомнил мотоциклистку в шлеме. От тебе и подтолкнули.) «Похоже она в душе художник.» - Произнесла Шпилька понежневшим голосом и отбросила молоток в сторону.
- Ну почему сразу художник? А может поэт?
- Не, тогда бы всё было чёрно-белое.
- Хочешь сказать, что в моём мозгу чёрно-белые извилины?
- А ты думаешь они раскрашены, как колпак Петрушки, во все цвета радуги?
- Не знаю, не видел, но периодически я слышу там какой-то шум.
- Ага, бубенчики позвякивают.)

Довольно продолжительное время мы просто стояли и молча изучали узоры. Отдать должное мастеру, действовало это гипнотически. «Вот тебе и прореха в тумане, а вернее теперь уже туман в прорехе, художественно оформленный. А где же дрожь перетянутых струн?» Я снова громко крикнул, и вся эта какофония цвета внезапно откликнулась, зарезонировала, как огромный, но совершенно ненастроенный орган. «Стон, обронённый во сне, не всегда иллюзорен. Похоже она просыпается, надо спешить.» И тут вдруг Шпилька неожиданно зашипела, уж не знаю, что её на это сподвигло, но эхо не заставило себя долго ждать. А следом за ним у нас под ногами прокатилась нешуточная волна.
- Ты что творишь?
- Спокойно, всё под контролем.
- Хрена себе контролем, так и бурю можно вызвать.
- Но мы же сюда пришли не картины разглядывать!
- Логично, только давай побыстрее закругляться, а то волны становятся выше. Не ровен час, она проснётся и застукает нас здесь таких… с молотком и веером.)
- Мдяяяя… я бы тоже не хотела, проснувшись, обнаружить у себя в голове парочку неадекватных взломщиков. Придётся импровизировать.
Произнеся эту фразу, Шпилька посмотрела на меня с хитрым прищуром и прильнула к губам. «Губы не врут, позволяя…» Пронеслось в голове. Внезапно налетевший ветер стал закручиваться вокруг нас в воронку, потом поднял над землей, а потом…

А потом мы снова очутились в кладовке. Немного постояли с закрытыми газами, чтобы переключиться на настоящее, а затем синхронно метнулись к монитору, взглянуть на концовку сна. А посмотреть было на что. Никакой хаотичной недосказанности не было и в помине, только небо, земля и колосившаяся рожь с изящными вкраплениями разноцветий. Всё это было выписано настолько чётко, что казалось будто различаешь аромат полевых цветов и тепло нагретых солнцем колосьев. А ещё там была женщина в платье неописуемых расцветок, в обычной жизни практически не сочетаемых, но там, вполне гармоничных. Она не спеша прогуливалась с мечтательным выражением лица, что-то беззвучно нашёптывая ветру.
- А целовать было обязательно?)
- Нууу… это был отвлекающий манёвр.)
- Мммда?)
«Трепет поющей души…»

Розамунда Кипишистовна открыла глаза и глубоко вдохнула, как будто только что вынырнула с большой глубины. Карма Алавердыевна подчёркнуто вежливым тоном поинтересовалась:
- И как Вам сеанс?
- Божественно! Мне только что снился замечательный сон, первый за много лет, там были мужчина и женщина, и они так нежно целовались… Всё, я уже опаздываю. Мне срочно надо к сомнологу, запишите меня, эээ… дамочка, на ближайший сеанс. И приобретите в конце концов, это уже Шпильке, приличный кофе, а то от вашего, цикорием разит аж за два квартала. А ещё солидная контора. Стыдно должно быть. Где же я положила перчатки?

Я, так и быть, подал ей искомое, она расплатилась надменным кивком и была такова. «Зааачем, зааачем, затем!)» - скороговоркой пробормотала себе под нос Шпилька, заговорщицки подмигнула Карме и, показав мне напоследок язык, тоже ушмыгнула за дверь. Я остался наедине с делом, в котором записал следующее: произведена визуализация сна клиента, результаты обрабатываются. Всё было более или менее понятно, за исключением одного – зачем я в последнюю минуту написал в уголке картины номер 00019?