Задание, в принципе, было пустяковым. Они должны были ехать четверть мили впереди продуктового обоза, отвлекая внимание душманов. Они были одеты в форму ООН, в голове колонны шли русские БТРы, в середине – грузовики как бы с рисом и овощами, в хвосте – снова БТР. Душманы принимали их за «возчиков,» завязывалась перестрелка, а под её шум настоящий продуктовый обоз проскакивал опасный участок. В этой стране почва камениста и бедна, осадки скудны, каждый пятый ребенок умирает от бескормицы, не дожив до школьного возраста. Почему нужно унистожать еду и убивать людей, совершенно бескорыстно привозящих её прямо в деревни, Майк не знал. Он вообще был простой парень и не мучался психологическими тонкостями загадочной восточной души. Задание было отвлечь и обеспечить доставку, вот он и обеспечивал. Майк ехал в ребятами в душном БТРе, прислушиваясь и приглядываясь к обступившим дорогу горам, иногда поглядывая на пасмурное небо, в ожидании гнусного, долгого дождя. 
 Однако, появление врага было внезапным. Первый БТР подорвался на мине, которую закопали в ямку на дороге и взорвали дистанционно. Одновременно взорвался последний грузовик, остальных не взирая на грамотное сопротивление, загнали в соседнее ущелье и перестреляли, как цыплят. Правда, операторы американского спецназа не совсем цыплята: когда Майк очнулся, из нападавших уцелел только один. Он прятался за камнями, стрелял одиночными, быстро и непредсказуемо перемещался. Ну что ж, стрелять эти ребята умеют. В ответ единственный уцелевший американец, Ортис Кабрерра, стрелял из автомата МП6СД. Американцы тоже стрелять умеют, а Каб был по происхождению из американских индейцев и был обучен в Коронадской школе подготовки операторов спецназа. Сейчас у врага было преимущество: афганец быстро и ловко перемещался, а Каб лежал неподвижно. Майку некогда было рассуждать: пальнув на вспышку, он уложил афганца и пополз к Кабрерре. Чувствовал Майк себя премерзко: пуля, косо оцарапавшая лоб, вызвала сотрясение мозга и обильное кровотечение. Майка тошнило и мутило, голова кружилась и болела, хотелось лечь и гори все огнем. Чувавве пришлось хуже: он был ранен в позвоночник и находился на грани сознания от боли. Остальные погибли, и свои, и чужие. 
 Майк добросовестно обошел всех. Перевязал Кабрерру и вколол ему морфий. Майк положил под каждый труп по гранате, предварительно сняв чеку и накрыв ее трупом. Когда душманы придут хоронить своих и калечить трупы чужих, гранаты взорвутся, причиняя двойной ущерб, double casualties. Потом Майк связался с базой и доложил координаты. 
 «Вертолету здесь не приземлиться, слишком узкое ущелье,» - подумал Майк. Наверху есть крошечное плато. До него недалеко, метров 800, но дорога горная и петляет. Майк выбросил все: оружие, медпакеты, паек. Оставил немного воды и одну гранату М64. Взвалил на плечи Кабрерру, тяжелого, как смерть. Его грязное колено уперлось в левую щеку, каска впилась в правое плечо. Дождь, как будто дожидался, тотчас полил во-всю. «Майк, я думаю...» неуверенно начал Каб. «Ты главное, о бабах сейчас не думай, а то твой джонсон натрет мне шею,» - пресек сомнения Майк. 
 Вскоре ему, однако, сделалось не до щуток. Под ногами чавкала скользкая грязь и сыпались мелкие камушки, струйки воды стекали по штанинам и попадали в ботинки. Майк медленно шел вверх, даже не прислушиваясь, появились ли враги. Оба раненые и полуживые, они сегодня представляли собой легкую добычу. 
 Кабрерра испытывал сильную боль и ругался на двух языках, английском и испанском. Майк не тратил силы на разговоры: раз ругается, значит жив. Ему предстояло подняться вверх по довольно крутому склону с 200 фунтами на плечах, а голова немилосердно болела и саднила рана под наспех наложенной повязкой. Каб перестал ругаться и сказал тихо, «Майк, ты думаешь, что мы выберемся?» «Нет, я сейчас вообще ни о чем не думаю.» С чего бы ему думать? Он вообще старался не мудрствовать и ставить перед собой только простые и близкие цели, достижение которых было реально. Сейчас он хотел принять душ на базе. До базы нужно было долететь на вертолете, а до вертолета нужно было дойти и донести Каба. Майк был человек простой и немногословный. Он шел, неся раненного друга, и в голове у него было мало других идей. 
 Время остановилось, или сделалось бесконечным. Вокруг были только серые камни, сквозь которые пробивалась трава. Сиреневые, голубые цветы. Желтая глина, размокшая под дождем. Вода в походной фляжке кончилась. Смертельно тошнило и хотелось лечь. Перед глазами прыгали маленькие металлические шарики, блестя ртутным блеском. Ссадина на лбу кровоточила, дождь размывал рану, струйки воды, перемешанной с кровью, противно текли по лицу. Кабрерра ругался и стонал, игнорируя морфий, который Майк вколол ему сразу, ещё до перевязки, и вторую дозу. Неожиданно Кабрерра сказал своим обычным, почти спокойным голосом. «Давай поговорим. Майк, тебе все равно не донести меня живым.» Ага, бросить тебя здесь, а потом жить как ни в чем не бывало. Есть, пить, спать, смотреть ребятам в глаза. Может, ещё к Монике твоей съездить, к ребятам твоим лохматым: «Ваш отец умер, как герой!» Нет уж, чёрта с два. Какая бесконечная дорога... 
 Майк прислонился в огромному камню, не снимая Каба с плеч. Сердце колотилось, проклятые шарики прыгали в глазах и голова болела так, что хотелось снять ее и выбросить. «Послушай, не упрямься. Даже если и донесешь... Пуля в позвоночтике. Не надо быть гением, чтобы просчитать, что за жизнь меня ждет. Я не смогу больше ходить, буду доживать инвалидом всем в тягость, только и делать, что искать способ покончить с собой. Оставь мне гранату. Оставь гранату, иди дальше. Кто тебя осудит?» 
 «Болтаешь,» - буркнул Майк, отделяясь от камня. 
 Ноги скользили в грязи. Майк ориентировался в здешних горах, как домохозяйка в супермаркете. Он решил немного сократить путь, но прямая дорога оказалась круче, чем Майк предполагал. Возвращаться не было и мысли. В голове шумело, шарики разрослись и потемнели. Майка снова стошнило. Он брел, медленно и тупо переставляя ноги в мокрых штанах. Грязь на ботинках уже весила тонну. 
 «Не дойти,» - с тоской подумал Майк. «И вертолету здесь не приземлиться, слишком узкое ущелье. И до плато не дойти.» Неужели эта мертвая земля, мокрые камни и грязь-это последнее, что ему суждено увидеть в жизни? Нет, ребята, Майк ещё не сдался. 
 Футов за 400 до плато Майк решил отдохнуть. Гора в этом месте вплотную подходила к дороге. Майк прислонился к мокрому склону, осторожно сполз на землю. Кабрерра между ним и скалой уже заснул, сморенный двойной дозой. Голос в наушниках: «Как дела, лейтенант?» Майк сообщил координаты и состояние Кабрерра. Вроде обычным голосом, но майор Бойланд понял и спросил с армейской прямотой: «Парень, тебя сильно помяло?» «Обычно я в лучшей форме,» честно признался Майк. Майор помолчал. «Слушай, Майк, в такой ситуации действуй по своему усмотрению. С базы вышел вертолет.» В английском языке нет слова ТЫ, поэтому слова майора прозвучали официально, «Действуйте по вашему усмотрению.» Это был приговор Кабрерра. После такого приказа можно было встать и пройти те проклятые 400 футов до плато. К тому времени там уже наверняка приземлится вертолет. Маленький, двухместный. Там и одному Майку будет тесно, а двоим не поместиться. Решение принято за него. Майк не двинулся с места. Он был простой, не слишком тонко чувствующий человек, но слово «порядочность» он понимал хорошо. 
 Майк снял каску. Струи дождя намочили последнее, что оставалось сухим. Сполз на дорогу, устроился поудобнее на ногах у Кабрера. После очередного приступа тошноты сделалось легче. Сердце перестало колотиться, шарики слились в кольцо. Приятное забытье смягчило краски и размыло формы. Ушли куда-то звук дождя и запах мокрой земли. Бесконечность.... 
 «Эй, Майки!» Томас, чернокожий пилот осторожно трогал шею, искал пульс. «Не валяй дурака, сейчас, сейчас,» длинные пальцы ловко распаковали лекарство. Вколол Майку пол-ампулы адреналина, остальные пол-ампулы вколол Кабрерра. Тот только замычал, не просыпаясь. 
 Пилот взвалил Кабрерра на плечи и зигзагами побежал вверх, молодой, жизнерадостный, как щенок, выпущенный на прогулку из душной квартиры. Майк ощутил прилив бодрости. Встал, надел каску. Когда прилетели за ним, он уже стоял на плато. Да чего там было идти, 400 футов. Четверть мили, не больше.
 
  
Интересно. Правда, я не люблю эту тему