1 этап. Проза

Название: «Контрабас по пятницам»

Задание: Прозаическое произведение (до 10000 знаков с пробелами)

Заданный элемент названия: день недели

Участнику нужно придумать название для прозаического произведения, в котором обязательно должен быть упомянут один из семи дней недели (только один!).
А затем нужно сочинить прозаическое произведение, соответствующее этому придуманному им названию. Жанр любой.

---

Контрабас по пятницам

Господи, как же мучительна суббота!

Тянется и тянется – вязкая, скучная, как расстоявшееся дрожжевое тесто.

    Надо погулять с Максиком, прибраться в квартире… Но Варе ничего не хочется – она может только сидеть и ждать, когда день наконец-то иссякнет.
    Воскресенье – уже полегче, впереди рабочая неделя. Работа аккомпаниатором в балетном классе не оставляет в голове пространства для глупых страданий. Но всё-таки – как же ещё далеко до пятницы!
    ...Ей не хотелось отправлять сына в музыкальную школу – слишком хорошо помнилось детство, загубленное нудными гаммами. Но в семье рулила бабушка:

– Это не обсуждается, Варвара, – сказала она в начале мая, – у нас в роду все – музыканты. Позвони сейчас же и запиши Максима на прослушивание.

– У меня совсем нет времени и сил, мам... Я работаю... С ним же придётся сидеть и заниматься!

– Принести в подоле ты, значит, могла, а как заниматься – сразу времени нет? – мать прошелестела фразу одними губами – чтобы Максик-ушки-на-макушке ничего не расслышал. Такие вещи он моментально подхватывал и уносил в детский сад, на радость своей группе и к ужасу молодой воспитательницы.

Глаза матери сузились – и Варя затряслась, как набедокуривший щенок: будто бы ей не двадцать пять, а на два десятка меньше.

"А ты меня в чём принесла, мама?" – ей хотелось выплюнуть эту злую фразу в лицо матери, которая в своё время по какой-то нелепой причине лишила маленькую Варю общения с отцом... Но слова привычно застряли мокрым комом где-то в гортани.

– Я хочу играть в оркестре! На контрррабасе! – крикнул Макс из своего угла, засыпанного горами деталей от конструктора. Он явно гордился, что нынче умеет выговаривать букву "р".

– Какой ещё контрррабас?! Да тебя в него целиком запихнуть можно!

– Не можно, не можно, я скоро вырасту и буду выше контрабаса! – сын моментально заревел. Он был мал ростом для своих "почти шести" и не выносил, когда ему об этом напоминали.

Бабушка побежала утешать, обзывая Варю "непутёвой маман".

Ну, что ж... Контрабас, значит? Ладно.
 

Варя привела Максика на прослушивание в родную музыкалку – и сидела на жесткой скамье перед кабинетом, разглядывая прочих мам, томящихся в ожидании чад. Женщины подобрались солидные: ни за что не поймёшь, мамы это – или молодые подтянутые бабушки.

Обстановка школы была привычна. Даже злая вахтёрша Анна Николаевна восседает на своём стуле в той же позе, что и девять лет назад. Варя ждала сына под дверью кабинета, вязала разноцветный шарф и пыталась разобраться в чувствах: рада ли она вновь видеть родные стены.

– Вы мама Максима Ильина?

– Да! – она вскочила с места и засуетилась, не зная, куда запихнуть вязание.

Высокий, очень высокий человек; длинные волосы, умные тёмные глаза. Крошка-сын стоял рядом с незнакомым мужчиной и взирал на того снизу вверх с восторгом. Варя почувствовала: Максик едва сдерживает желание ухватить педагога за руку.

"Это не контрабасист, это какой-то оперный контрабандист! Красавчик Хосе!" – ревниво подумала Варя. И ужасно застеснялась, внезапно ощутив собственную синечулковость, неготовность к знакомству с педагогом мужского пола.

– Мы приняли вашего мальчика на подготовительное отделение, — сказал мужчина звучным басом. – Зайдите, пожалуйста: нужно заполнить бланк договора.

Варя ещё больше смутилась, вспомнив, что не помыла с утра голову и отчаянно сожалея, что контрабасисту с высоты его роста видна её неаккуратно причёсанная макушка. И корни, небось, отросли...
Мельком глянула: есть ли у красавца кольцо на безымянном пальце?

Кольца не было.

"Интересно, а он посмотрел – есть ли у меня кольцо?"

– Меня зовут Михаил Евгеньевич, – вежливо представился мужчина, открывая массивную дверь своего кабинета и пропуская Варю с Максиком вперёд.

– Варя, то есть, Варвара Львовна…

...И теперь она едва-едва могла дождаться пятниц. По вторникам Макса на занятия водила бабушка.
 

Варя заходила в класс – и переставала что-либо соображать.

"Он, наверное, считает меня идиоткой!"

– Ну что же вы, Варвара Львовна, всё молчите? – неизменно спрашивал Михаил Евгеньевич.
    И чуть прищуривался, внимательно разглядывая Варю. Варя ёжилась под его взглядом, пыталась отвернуться и сгорбиться. С ужасом прикидывала: не размазалась ли тушь? Не заметна ли под узкой облегающей юбкой предательская резинка утягивающего нижнего белья? Нет ли на подоле пятна от слюнявого поцелуя соседского бульдога Жорика?

Весь урок она смотрела на контрабасиста. Тот откровенно наслаждался женским вниманием: мягко ворковал, объясняя Максу технические моменты игры на инструменте. Периодически оборачивался и спрашивал:

– Ну, Варвара Львовна, так ведь правда лучше? Молодцы мы с Максимом?

Варя кивала и прижимала к горящим щекам белые холодные пальцы.

Иногда ей что-то такое мерещилось. Вот он пристально посмотрел ей в глаза – разве нет? Вот – словно невзначай! – накрыл её руку своей огромной ладонью, объясняя, как нужно контролировать и направлять движения Максикового смычка во время домашних занятий.

Она напряженно ждала: может, он пригласит её куда-то? Вдруг? Или хоть как-то даст понять, что её чувства не безответны?

Но урок заканчивался. Михаил Евгеньевич дружелюбно махал рукой на прощание – и сразу отворачивался, приветствуя новую пару "мама-сын", Елену и Вадика, приходящих на занятия в восемнадцать сорок пять.

Пятница за пятницей. Неделя за неделей.

...Иногда он говорил: нужно больше заниматься, и Варя бросала все дела. Канифолила смычок, настраивала инструмент, сидела рядом с сыном до позднего вечера, пока соседка снизу не начинала отчаянно колошматить шваброй по старинной чугунной батарее.

"Михаил Евгеньевич велел не оттопыривать локоть, ля бемоль ниже, веди смычок ровно!"

От тоски немного спасали встречи с подругами.

– Да спроси ты его открытым текстом, не хочет ли он с тобой встречаться! Это лучше, чем так мучиться, – советовала Ника.

– Не могу...— виновато отвечала Варя, – Он же педагог Максика, понимаешь? А если он ответит "нет", как я дальше буду сына к нему водить?!

– Ну и дура, – вставляла Саша, – и сколько лет ты так страдать собираешься? Признаешься в любви на пенсии?

– И тогда не признаюсь. Боюсь…

– Ох, Варька, что же с тобой делать? Почему ты такая нерешительная?

Подруги удручённо переглядывались и отставали.
 

...К пятнице она готовилась, как на первый бал. Красилась, примеряла наряды, – и в расстройстве швыряла их на тусклый старинный паркет.

– Что ты там копаешься? Всё расфуфыриваешься? – кричала ей мать из кухни, – сейчас Максик опоздает!

– Да! Не рас-фу-фыривайся! – подпевал довольный сын, уже прикидывая, как выдаст это новое слово подружке Ольке, когда та станет слишком долго вертеться у зеркала после тихого часа…

– Смотри, второго в подоле мне не принеси! – шептала мать, без стука заглядывая в Варину комнату, – знаю, какой красавчик этот ваш педагог. А ты, вижу, уже перья распушила…

Варя знала, что в ответ на такие выпады нужно глухо молчать. Да и что она могла ответить?

"Да, мама, если у меня получится – я обязательно принесу в подоле второго!"

Но ничего не получалось.

...Так прошёл первый год обучения в музыкальной школе.

Потом второй.

Начался третий.

Сын тянулся вверх, пытаясь соответствовать своему гигантскому инструменту. В какой-то момент Варя вдруг глянула на него и поняла, что её ребёнок – никакой не Максик: полноценный Максим.

...Любая пытка не бесконечна. В начале сентября Михаил Евгеньевич встретил Варю в коридоре перед кабинетом и твёрдо сказал:

– А теперь, Варвара Львовна, Максим должен заниматься один, без мамы и бабушки. Большой уже парень.

Варя растерялась.

– А как же я?

– А вы пока подышите свежим воздухом, погода сегодня хорошая.

Она не нужна. Её не хотят видеть на уроках!

Варя не попрощалась – развернулась и растерянно побрела вниз по широкой мраморной лестнице. Слегка оступилась на выщербленной ступеньке, тоненько ойкнула, ухватилась за перила. Михаил Евгеньевич резво сбежал вниз и подхватил её под локоть.

– Всё в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила Варя.

В горле противно защекотало. Она не выдержала и всхлипнула. Контрабасист, услышав этот сдавленный звук, явно встрепенулся.

– Варвара Львовна, я позвоню вам вечером? Можно?

Она неуверенно кивнула.

– В девять, – громко сказал он, заметив внимательный взгляд церберши Анны Николаевны, наблюдавшей за ними из будки. – Нужно будет поговорить о дальнейшем профессиональном развитии Максима.
 

...До вечера она пребывала в оцепенении:
пялилась в окно, где весёлый сентябрьский вихрь завивал спиралями разноцветные кленовые листья. Макс играл в соседней комнате что-то очень знакомое, щемяще-нежное. Варя никак не могла вспомнить, чья же это мелодия…

Телефон запиликал ровно в девять.

"О Боже мой! Как страшно!"

– Варвара Львовна…

Варя чуть замешкалась, потом набрала воздуха и выдала заранее отрепетированную фразу:

– Михаил Евгеньевич, прошу вас, зовите меня просто Варей…

– Варя…

Он замолчал.
– А вы не хотите сейчас выйти со мной прогуляться, Варя? Ненадолго.
– Шестьдесят четыре, – невпопад ответила та.
– Простите?
– Я ждала вашего приглашения шестьдесят четыре пятницы. Это если не считать каникулы и наши пропуски по болезни…

Ей вдруг стало легко и немного смешно.
Контрабасист хмыкнул в трубку, прокашлялся, затем медленно ответил:

– Да. А может, перейдём на ты наконец-то?

И, не дожидаясь ответа, заторопился:

– Знаешь, Варя, я какое-то время тоже считал наши уроки по пятницам. Потом сбился: я до стольки считать не умею. А сегодня вдруг твёрдо решил: больше этих партизанских пыток не будет.

“Он улыбается”, – поняла Варя.

– Не будет, – эхом откликнулась она.

Максим за стеной продолжал играть.

“Да это же “Сентиментальный вальс” Чайковского, – вдруг догадалась Варя, – подходящая музыка для нынешней пятницы!”