- Это я, Кирюшенька, мама. Сегодня особенный для нас день. День твоего рождения. У меня с самого утра щемит сердце, будто от нечаянной радости. До сих пор вспоминаю первые дни твоего появления на свет. Как же неразумно я себя вела, узнав о твоей проблеме! Разве могла тогда знать, сколько счастья ты принесешь...
Она на мгновение задумалась, вспоминая, затем тёплой рукой вытерла капельку пота, выступившую на лбу, и продолжила письмо:
- Теперь-то я понимаю, что опустошение, боль и слезливость были проявлениями обычной послеродовой депрессии. Врачи ошиблись, говоря, что ты здоров. Конечно, синдром Дауна – не приговор, но вместе с двойным пороком сердца... Я так боялась, что ты не справишься. Прости меня, глупую. -
Она перевела дыхание и улыбнулась своим мыслям:
- Твоя крёстная передала свои стихи для тебя. Она помнит и любит. Я вложу их в конверт вместе с письмом. Всё-таки я очень благодарна ей за то, что она вывела меня тогда из этого ужасного состояния, устроив наши с тобой крестины прямо в послеродовой палате.
Тебя на время крестин достали из кювеза. Только одно сейчас осталось в памяти - как ты сжал своими тоненькими прозрачными пальчиками мой большой палец. И тьма отступила... Не выпускал, пока тебя не положили обратно под стеклянный колпак.
А это ощущение уютного тепла и света на уровне груди. Ты знаешь, сынок, оно возникало каждый раз, когда я брала тебя на руки. Солнечный ребенок, словно поцелованный Богом. -
Она отложила ручку, подошла к окну. С улыбкой посмотрела на малышню, игравшую в песочнице. Было жарко и немного душно. Открыла форточку и снова села за стол, продолжая писать:
- Сынок, какой ты у меня сильный, добрый и спокойный. Ты никогда не плакал, рос, развивался, несмотря на неутешительные прогнозы врачей.
Помню, когда тебе было уже полгода, к нам домой пришла преподаватель с медицинского факультета университета. По-моему, для выполнения своей научной работы она навещала таких особенных ребят, как ты. Понаблюдав за тобой, эта женщина с изумлением сказала:
- Все наследственные стигмы на месте, однако мне кажется, здесь какая-то ошибка. Да, малыш физически слаб, мышцы плохо развиваются из-за постоянного приёма сердечных лекарств, но всё остальное - в порядке. Я тогда тихо порадовалась. Мы же занимались. -
К ней на колени прыгнул лохматый дымчатый кот. Пронзительно замяукал, требуя ласки. Она погладила его по пушистой шерстке, почесала за ухом и продолжила письмо:
- Кирюшенька, тебе привет передает наш Брюс. Совсем старый котик. Еле ходит. Тоже скучает. Видимо, бабушка сейчас спит. Обычно он у неё в ногах сидит. Наблюдает и как будто лечит. Бабуля после инсульта слаба стала. Многое забывает, голова и руки трясутся, но держится еще. Про тебя часто спрашивает.
А у брата твоего все чудесно! Гордись им, он уже директор фирмы. Двое сыновей. Просто умница. Скоро мы приедем тебя навестить. Ты же сейчас с папой. Все легче, когда родная душа рядом. Сыночек, не волнуйся обо мне. Я в порядке. Люблю тебя. -
Она запечатала письмо, открыла ящик и положила его к стопке других, не отправленных адресату и перевязанных заботливо ленточкой. Затем встала, взяла в руки фотографию сына со стола, поцеловала её и поставила на место. И ещё долго глядела на две даты, написанные от руки неровным почерком внизу портрета в траурной рамке.
Знаю по себе.
Наверное, письма умершему - своего рода утешение.
Не знаю. Но трогательный рассказ вышел.
Ну то есть, характер героини – хороший и мужественный.
Только мне кажется, что последняя фраза лишняя. За 4-5 строчек до конца становится всё понятно. Надо ли в поэтику бытовое уточнение вносить...