Аполлон с трудом шёл по оливковой роще навстречу всё усиливающемуся потоку и размышлял.
— Что-то неладное творится на белом свете, господа... Ох, неладное… Откуда взялась вода? Или на мудром верху опять погорячились с Потопом? Стоило отлучиться по делам, и на тебе — катастрофа.
Выйдя на опушку, он с удивлением увидел, что это с Парнаса текут полноводные ручьи, а близлежащие равнины неотвратно превращаются в бесконечное красивое озеро.
— Эх, лепота! — Воскликнул «лучезарный». — Жаль, конечно, что я не Гермес и крылатых сандалий не имею, но в конце концов, раз я бог, могу и по поверхности воды разок прогуляться…
На верхушке горы, среди рассыпанных по земле фруктов, гадальных карт и кружек с недопитым нектаром сидели десять женщин и рыдали навзрыд. Слёзные водопады по зародившимся кое-где оврагам неслись к подножию горы. Увидев Аполлона, одна из сидящих поднялась, и сказав что-то вроде: «Ну, мне пора домой. Дела не ждут», собрала карты и решительно зашагала босыми мускулистыми ногами к подножию Парнаса.
— Так, так, так, дамы… Что тут вообще происходит, по чём плачи? Не угнали ли Пегаса, не помер ли богоравный Гомер, не свергнут ли Зевс-вседержатель?
— По завтрашним поэтам плачи, — отрезала Каллиопа. — Гомер, слава мне, жив и здоров! За вторую часть «Иллиады» взялся неугомонный старец, а там, глядишь, и трилогия родится…
— Ты, Аполлонушко, не серчай, — откликнулась Мельпомена, — была у нас в гостях Сивилла, ну и погадали-поглядели мы, как оно в будущем с искусствами-то образуется. Карты раскидывали, чёрного петуха жгли, в зеркало бронзовое заглядывали… И всё бы хорошо в будущем: гений на гении, да только то друг друга постреляют, то другими способами поизведут. Вот и не знаем, что делать — то ли сейчас поэтическую лавочку прикрывать во избежание, то ли дать шанс грядущим поколениям.
Задумался Аполлон, погрустнел… Поднял с земли амфору с остатками нектара, осушил её одним глотком и воскликнул:
— Дамы, отставить плачи! Предлагаю организовать общество защиты поэтов. А его вечным председателем и бесконечным членом назначаю властью, данной мне, Сивиллу. Чтобы куда не надо не глядела и что не надо не говорила…

— Ну что, друг Пушкин, слыхала я, что с Дантесом у тебя стрелка назначена... — Сивилла печально смотрела на поэта. — Вижу я, что шансы твои невеликие, да нету ходу обратного. Только нельзя тебе умирать: ты под защитой самого Аполлона значишься. Эмигрировать тебе придётся в Южную Америку, где тебя никто не знает, а уж я перед Дантесом за тебя постою. Дурное дело — под чужой маской ходить, но такая моя судьбинушка…

В небольшом городишке на границе Аргентины и Боливии на открытой террасе небольшого ресторанчика за столиком на три места сидели два поэта.
— Скучно тут, — говорил один, — сюда бы Есенина. Вот кто умеет пить, хоть и не гусар.. Эх, если бы не Сивилла, как бы я отделал Мартынова. Тьфу на него…
— Моя няня тоже пить умела, — откликнулся другой. — Я про то даже стихи сочинял… Но да, скучновато здесь пока что. Эх, Есенин ещё не завтра прибудет. С ним мы тут новый Парнас быстро организуем — гор-то подходящих вокруг немерено. И пусть меня тут знают как Хосе Эрнандеса, зато Дантес-то в дураках остался. Нужное, нужное общество Аполлон организовал. Выпьем за его здоровье, сеньор Борхес…

.

написано для газеты "Галактический вестник №16" http://litgalaktika.ru/publ/71-1-0-10539