Все говорят: Гугун, Гугун… Ото всех я слышал про него, сам ни разу не видел. Сколько раз уже с похмела или подшофе, слегка трезвым или очень бухим, проходил я по Пекину с юга на север, с востока на запад к Зоопарку, насквозь и как попало – и ни разу не видел Гугуна.
Вот и вчера утром, идя от Пекинского вокзала на северо-восток, выпив всего две колы и одну бутылку пива, потому что по опыту знаю, нет ничего лучше в качестве утреннего аперитива, чем холодная кола пополам с холодненьким «Циндао», я ходил и ничего не нашёл.

Так. Две колы и одно пиво, всё холодное. А потом – уже на Дунчжимене, в пабе – ещё пиво, только уже не «циндао», а «гиннесс», и не бутылку, а две кружки. Один мой знакомый говорил, что «гиннесс» действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя душу, ослабляет все члены. Со мной почему-то случилось наоборот, то есть члены в высшей степени окрепли, а душа ослабела, но я согласен, что и это антигуманно. Поэтому там же, в пабе Пэдди О'Шиз, я добавил еще два шота виски и один шот "егермейстера".
Вы, конечно, спросите: а дальше, Денечка, что ты пил? Да я и сам путем не помню. Помню – это я отчетливо помню – что уже в немецком ресторане на Ябаолу выпил два стакана водки, запив каждый кружкой пива. Но ведь не мог я дойти до Ябаолу, ничего не выпив? Не мог. Значит, я ещё чего-то пил…

Обидно мне теперь почти до слёз. Не потому, конечно, обидно, что к Запретному городу так вчера и не вышел. (Это чепуха: не вышел вчера – выйду завтра). И уж, конечно, не потому, что проснулся утром в неведомой гостинице (оказывается, сел вчера в кресло в холле гостиницы, прижал к сердцу планшет – и так и уснул). Обидно вот почему: я только что подсчитал, что с Ябаолу и до этой гостиницы я выпил еще на шестьсот юаней – а что и где я пил?! и в какой последовательности? Во благо ли себе я пил или во зло? Никто этого не знает, и никогда теперь не узнает. Не знаем же мы до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или наоборот?!!

Я вышел на воздух, когда уже рассвело. Все знают – все, кто в беспамятстве попадал в гостиницу, а на рассвете выходил из неё, – все знают, какую тяжесть в сердце пронес я по коврам в холле и какую тяжесть вынес на воздух. Что это за гостиница, до сих пор не имею понятия; но так и надо. Всё на свете должно происходить быстро и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.

«Ничего, ничего, – сказал я сам себе, – ничего. Вон там – аптека, видишь? Вон там - банк. А вон – китаец в синей куртке скребет тротуар. Это ты тоже видишь. Всё идёт как следует. Если хочешь идти налево, Дэнис, иди налево. Если хочешь идти направо – иди направо, тебя никто ни к чему не принуждает. Если даже ты пойдешь налево – попадешь к Посольству; если прямо – все равно попадёшь к Посольству. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда попасть».

И я пошёл направо, нисколько не покачиваясь, несмотря на сильный ветер.