По летним лугам, украшенным полевыми цветами, гуляло моё счастье рядом со мной, рука об руку. И походка наша была полётной, и дышалось легко. Мы с тобой, любимый, не ходили – парили над землёй, светились, излучали радость, дарили улыбки этому миру и удивляли окружающих: «Разве такое возможно? В их-то годы!..»

А потом настали серые дни осени. Моё счастье ушло на войну. «Позарастали стёжки-дорожки, где проходили милого ножки. Позарастали мохом, травою, где мы гуляли, милый, с тобою», – пела моя одинокая неприкаянность. Слезились небеса, вздыхал, сочувствуя мне, ветер за окном и сердито стучал в стекло калиновой веткой: «Верь, надейся и молись!» Падали листья с деревьев, и будто с каждым упавшим листом, день за днём уходила из меня жизнь.

Таяла жизнь. Таяли свечи перед образами. И лики Святых смотрели строго, словно осуждающе, прямо мне в глаза, безмолвно требуя: «Веруй!»

Беспросветная серость на небе сменилась яркой голубизной. Ослепительно, словно накладывая вето на прошлые горести и несчастья, пришла зима. Снег укрыл морщины земли, дохнул свежестью и заиграл на солнце. Вздохнула душа, воспрянула. Новогодняя ночь призывала: «Торопись загадать желание!»

«Счастье моё, где ты? Жду, как ничего в своей жизни не ждала!»

И стукнула ветка в окошко. И вышло солнце из-за тучи. И под чьими-то шагами заскрипела дорожка. Это моё счастье по зимнему свежему снегу возвращалось с войны – отмоленное, уставшее, родное!.. Мой любимый, мой единственный, мой ненаглядный – живой!