Преподобный Питер Мак-Доуэлл поднял свой палец к небу и, оглядев сидящих вокруг костра людей, заговорил дребезжащим дискантом:
— Народ Унгортока, тьма застилает солнце. Она поглощает ваши души и души ваших детей. Поглядите вокруг: так живут дикие звери — и они легко становятся вашей добычей. Так живёте вы — и легко становитесь добычей мерзких порождений ада. Есть лишь одно светило в небе, и имя ему Христос. Я проведу вас в край, где это солнце всегда будет согревать души поверивших в него.
— Наше солнце не имеет имени, — возразил говорящему шаман. — Оно хорошо греет нас и ему достаточно, что раз в неделю мы приносим в жертву оленя. Когда тепло солнца ослабевает, оно уходит за горы и спит в пещере, где набирается нового тепла, питаясь жертвами. Это говорю тебе я — Нигугйак.
— Ваше солнце — ничто в сравнении с истиной — закричал Мак-Доуэлл. — Пещера?! Ты дурак, шаман. Я плыл по океану многие недели и много чего видел. Ваше солнце тонет в океане под тяжестью грехов, и только солёные слёзы Христа возвращают ему первозданный блеск и возносят на небо! Ты словно крот, сидящий в своей норе. Выйди на свет — я доведу тебя до края земли, и ты всё увидишь сам.
Я пойду с тобой, преподобный Мак-Доуэлл, — ответил шаман, — но со мной пойдут духи наших отцов. Если ты прав, я буду думать, как мне поступить, но если ты лжёшь — берегись!

Семь дней и ещё три дня пути измотали собак, но вот наконец нарты остановились у кромки большой воды.
— Смотри, шаман, дальше земли нет. Лишь несколько голых островов, таких плоских, что солнцу негде укрыться. Или твоё солнце, как лемминг, прячется между камней? Небо затянуто тучами, но истину скрыть нельзя. Я вижу Христа даже сквозь тучи — он в зените славы, и его свет озаряет моё лицо.
— Дай мне подумать, — возразил шаман. — Лишь время даст мне ответ.
К вечеру облака разошлись и на очистившемся небе Нигугйак увидел солнце, далеко за островами падающее в студёную воду.
— Я опоздал, — прошептал шаман. — Если бы я не был слаб и не слушал этого болтуна, мы бы принесли еженедельную жертву, и всё было бы как прежде. Но что теперь? Бог этого человека то ли захочет плакать, то ли нет ради очищения нашего солнца, а народу Унгортока нельзя полагаться на авось.
Шаман достал нож, вонзил его в грудь Мак-Доуэлла и столкнул преподобного в воду. Он предчувствовал, что кровь не хуже слёз отмывает любые грехи.
Затем Нигугйак покорно склонил голову и, приставив нож к своей груди, стал ждать. Шаман знал, что только утро покажет, принята ли жертва и сможет ли тощий старый Мак-Доуэлл заменить молодого откормленного оленя...