Чарли не любил обезьян. Это не было какой-то сиюминутной прихотью или попыткой выглядеть в глазах друзей оригиналом — глубокая нелюбовь к ним появилась в раннем детстве, когда совсем маленьким он впервые попал в зоосад.
— Смотри, — сказала тогда няня, — если ты будешь непослушным, если ты постоянно будешь мне перечить, то вырастешь вот таким!
Чарли, который в этот момент вдохновенно выкапывал червяков на близлежащей клумбе, чтобы скормить их скучающему за загородкой пеликану, поднял глаза. В тесной клетке, зацепившись задней рукой за сухую корягу, подвешенную на верёвках к потолку, висел шимпанзе и ел банан. Заметив, что на него обратили внимание, шимпанзе скорчил рожу, кинул шкурку от банана на пол и начал раскачиваться.
— Вот, — продолжала развивать свою мысль няня, — вылитый ты! Сколько я тебе твержу, что качаться на стуле во время еды — нехорошо. И кидать кашу на пол — тоже нехорошо. Твой отец — джентльмен, а мать — истинная леди. Вот им никогда бы не пришло в голову копать руками червей. Для этого есть слуги.
Чарли поспешно выкинул пойманных червяков обратно на клумбу и засунул руки в карманы.
— Няня, — голос мальчика задрожал от обиды, — я никогда не буду таким, как эта кривляка. Я буду брать пример со своего брата Эразма, и не буду больше кидать кашу на пол. И качаться я буду только на качелях в нашем саду. Честное слово!

После этого случая Чарли целый месяц с утра подбегал к зеркалу — проверить, не превращается ли он в обезьяну. А так как ничего похожего не происходило, он постепенно успокоился, хотя и не забыл сказанного. Но иногда, когда няня была занята своими делами, мальчик по-прежнему качался на стуле, воображая, что это корабль, который через бурю несётся в неизведанные страны — он подозревал, что если няня ничего об этом не узнает, то непредвиденных превращений опасаться не стоит.
— Она, наверное, колдунья, — частенько говорил Чарли брату. — Стоит мне начать ловить пауков, или сбивать палкой незрелые яблоки, как она появляется словно из воздуха. И всегда говорит, что я превращусь в обезьяну, если не начну вести себя по-другому.
Но Эразм, гордость родителей и пример всем мальчишкам Шрусбери, насмехался над младшим братом.
— Какой ты фантазёр, — восклицал он, — ты будто не знаешь, что у колдуний должен быть нос крючком и жёлтые, как у кошки, глаза. И к тому же, Чарли, разве няня не ходит вместе со всеми нами по воскресениям в церковь?
Последний довод всегда попадал в цель. Чарли знал почти наверняка, что люди, посещающие церковь по выходным, не могут быть колдунами.
Но как Чарли был рад, когда его с братом отправили наконец в школу с проживанием в пансионе.
— Теперь я сам по себе! — заявил он. — Тут за нами нет никакой слежки, и никто не скажет, что я при плохом поведении превращусь в обезьяну. В худшем случае порют розгами. А если не попадаться на глаза преподавателям, надувая через соломинку лягушек воздухом, чтобы они не могли нырнуть в воду, то и розг можно не получить! Знаешь, Эразм, тут живёт один бывший раб — негр Джон. Он бывал в Южной Америке и знает про все яды, которыми можно убивать, и умеет убитых животных превращать в забавные чучела. Он обещал научить меня кое-чему.
— Чарли, этот твой негр, наверняка колдун! — Эразм серьёзно посмотрел на брата. — Он втянет тебя в неприятности.
Но разве можно переубедить восторженного юношу?
— Он очень приятный и эрудированный человек, — отвечал Чарли, — он знает многих путешественников, и хочет познакомить меня с некоторыми. Они не такие, как наши здешние преподаватели — они всё видели своими глазами, их кусали дикие животные, в них стреляли дикари отравленными стрелами! Как я хочу всё это услышать, как я хочу всё это испытать сам!

Прошло несколько лет. Чарли сидел на лужайке около дома в кресле-качалке и обрывал лепестки у цветков ромашки.
— Неужели ты познакомился с девушкой?! — воскликнула проходившая мимо няня. — Ах, мой мальчик, как я этому рада! Наконец о тебе будет заботиться кто-то другой, а я смогу отдохнуть.
— Нет, няня, дело не в девушке, — улыбнулся Чарли. — Просто занимаюсь ботаникой. Ты знаешь, что у ромашек разное количество лепестков? Это очень интересное открытие, и оно значительно продвинет науку вперёд.
— Как есть обезьяна, — возмутилась старушка, — скоро ты начнёшь есть бананы и станешь качаться на ветках.
— Нет, моя дорогая, я уезжаю. Друзья пригласили в круиз. Меня с ними познакомил Джон во время моей учёбы в школе, и они обещали, что когда-нибудь возьмут с собой в плавание! Я буду есть солонину и сухари, и качаться на больших океанских волнах и стану морским волком, а вовсе не обезьяной! — парировал молодой человек. — Я взрослый человек, теперь ты меня не сумеешь запугать сказками про обезьян.
— Я еду с тобой, — отрезала няня. — Нынче же скажу твоему отцу, чтобы он тебя одного не отпускал. Его ты не посмеешь ослушаться. Это надо же выдумать — круиз. Ты испортишь себе солониной желудок, и переломаешь все кости, падая с мачт. О чём думают твои друзья?
Через неделю, после жарких споров с отцом, под угрозой лишения наследства и изгнания из родительского дома, Чарли вместе с няней отправились в Плимут.

Впоследствии, первые месяцы плаванья все участники круиза вспоминали как страшный сон. Старушка, что бы ни начинал делать молодой человек, поднимала такой крик, что, говорят, и на Азорских островах, и на островах Зелёного Мыса люди всматривались в морскую даль, стараясь найти разгадку необычному явлению, но видели лишь паруса на горизонте.
— Я слышал много всего, — говаривал в таких случаях боцман, — как рычат леопарды, как трубят слоны, как кричат обезьяны-ревуны. Никогда не думал, что можно кричать громче этих обезьян. И вот, поди ж ты — все они посрамлены.
Солёный морской ветер и крик изрядно сушили няне горло, а капитан, человек опытный и дальновидный, поднося старушке стакан воды, не забывал плеснуть туда рома. Постепенно доля рома увеличивалась, и в конце концов капитан перестал добавлять в ром воду вообще.
Выпив, няня засыпала в своей каюте, и команда судна облегчённо вздыхала.
— Когда она спит, она напоминает хорошего человека, — говорил капитан, и Чарли согласно кивал головой.
— Думаю, круиз пойдёт ей на пользу, — отвечал молодой человек. — Стоило мне залезть на рею ставить паруса, как она словно обезьяна лезла за мной. Стоило начать драить палубу, она вырывала швабру, и била ей всех окружающих, за то, что меня «заставляют» работать. Она и была той обезьяной, в которую я мог превратиться, следуя её поучениям. Я не злопамятный, но, в назидание потомкам, я когда-нибудь напишу об этом книгу.

Чарли сдержал слово. Проплавав без малого пять лет, он постоянно имел перед глазами свою няню, и отмечал все изменения её характера. К концу первого года старушка со стакана рома уже не шла спать, но неизменно приобретала благодушие. Она развлекала команду заунывными английскими балладами, и весёлыми ирландскими напевами. А после трёх лет плавания так лихо научилась пить ром прямо из горлышка бутылки, что даже боцман признал её человеком.
Вернувшись в Англию, Чарли уже знал, какая мысль в его книге будет главной. Он вспомнил няню, и написал на листке бумаги: «человек произошёл от обезьяны»!