Услышав мой голос в телефонной трубке, Катька начинает всхлипывать.
— Хорошо, что позвонил… Я тут вообще одичаю скоро.
— Как ты? — осторожно спрашиваю.
— Ну как я… Никак. После похорон всё не могу отойти. Знаешь, совсем не верится. Ну не верится, что его больше нет.

Молчу. Слушаю. Сашка — мой друг, здоровенный мужик был. Бывший десантник. На шестнадцать лет старше Кати. Я иногда приезжал к ним в маленький уютный дом в пригороде Донецка - раньше, до войны. Да отъезда из страны, сошедшей с ума...

Несколько секунд слушаю её дыхание. Потом решаюсь спросить:
— Как он умер?
— Да вот так. Лёг, сказал — устал что-то. Ноги заболели вдруг. Вечером лёг, а утром умер уже. Тихо так… Я даже не поняла ничего… — её почти детский голос становится растерянным.
— А что врачи сказали?
— Да какие врачи… Непонятно даже толком, от чего. Говорят, нервы. Кто знает, чем они нас тут бомбили. Люди мрут...

Не знаю, что ей сказать. Слова бесполезны.
— Погода как у нас там? Не холодно?
— На улице холодно, в доме — нет. Я же не хожу никуда почти.

Да, они и до войны были домоседами. Оба работали программистами, почти никогда не ссорились.
Она молчит, шмыгает носом, потом почти шепчет в трубку:
— Дома тепло. Очень. Сашка же печку сделал на всякий случай в доме. Говорит, мало ли, что с отоплением может случиться. Чтоб ты зимой не замёрзла. Дров на три года заготовил. Что б я без Сашкиной печки делала...

Вздыхает прерывисто. Добавляет:
— Будто знал...

Крым-Донецк, 2015

П. Фрагорийский

Из кн. Блокнот Птицелова
Моя маленькая война