"Жизнь даётся человеку один раз" - это фраза врезалось в память ещё с уроков литературы. О счастье человечества не думалось, но хотелось успеха: яркого, всеобъемлющего. Мечталось о многом: стать врачом, художницей, очередной Софьей Ковалевской на худой конец, но инвалидке пятой группы светила, в лучшем случае, карьера инженера за 120 р. помесячно. Благо и конкурс в такие институты поменьше, да и способностями меня Бог не обидел. Любви тоже хотелось, такой, какая была у родителей: романтичной, изобилующей сюрпризами и знаками внимания, вечными совместными походами по музеям и театрам и бесконечными интересными рассказами, на которые мой папа был великий мастер.

Прорваться в институт удалось в Киеве, чему и родичи и друзья той же национальности непрерывно изумлялись. Каждый устный вступительный экзамен напоминал побоище и опрос по всему курсу школы, будь то физика, будь то математика. Подходя к столу экзаменатора одной из первых, я выходила из аудитории последней. Принимающие экзамены делились на строгих и не очень; не очень строгие экзаменовать меня отказывались, говоря: "Девушка, пойдите вон к тому" - к тому самому, от которого другие уходили, глотая слёзы. Слёзы слезами, но я избежала роковой двойки при приеме, а через шесть лет получила заветную бордовую корочку - красный диплом, но недодобранные пол балла стоили учёбы в стационаре. Это спасло от распределения, но обрекло на безрадостную участь девочки в ОКБ, на бесконечные кальки, которые нужно сверять и перетирать, на мелкие чертежики, которые нужно копировать с чужих эскизов: работа занудная, скрупулёзная и мало мне подходящая. Но года через три повезло: я попала к ГИПу, которого другие барышни боялись: он вечно чего-то требовал, кого-то громогласно распекал, но мне с ним было интересно: ему поручали новые проекты, за которые другие ГИПы не брались; он учил думать и принимать решения.

С любовью было куда труднее. Бывают такие барышни - неприкасаемые для парней. Романтичность, непомерно-высокая планка ожиданий, элементарная незаинтересованность в быте... Кому нужна такая принцесса? Да и я подсознательно искала молодого папу, а мой папа в любой компании - как шаровая молния на фоне слабо мерцающих светлячков. Но природа берёт своё, и мой первый рыцарь совсем не походил на моего отца. Он и рыцарем был весьма условно, и я, с моей внезапно вспыхнувшей страстью, ему была совсем не нужна. Скала - неподходящее место для разведения роз, а я упорно пыталась заставить зацвести камень. Но если горец по своему желанию может спуститься в долину, то западня неразделённой любви прочно удерживала меня вплоть до отъезда.

Жизнь после жизни - так я очень долго называла своё эмигрантское бытие. Живёшь только дважды - ты это мгновенно понимаешь, оказавшись вне сформировавшегося уклада и фактически без средств к существованию. Ты судорожно примеряешь новые судьбы, новые специальности. Возможностей, казалось бы много, можно начать всё сначала: стать врачом, художницей, очередной Софьей Ковалевской на худой конец, но неожиданно для себя обнаруживаешь, что твоя бывшая специальность - единственно желанная. И ради неё не жалко ни сил, ни нервов, ни времени: кончаешь курсы Автокэда, готовишься к зубодробительному экзамену на профессиональный "лайсенс", учишься по второму кругу в университете. У тебя начинается настоящая вторая жизнь: с поездками по Америке, с каникулами в Европе, с мучительным непрекращающимся страхом потерять свою бесценную, пусть и малооплачиваемую работу. Таких, как ты, вокруг много; в магазинчиках повсеместно звучит русская речь; концерты Окуджавы и Камбуровой куда доступней, чем в Киеве; слёты и сборища местных бардов становятся существенной частью твоего существования, но биологические часики не тикают, а гремят колоколами. Им плевать, что вторая жизнь лишь началась: их не перезаводили. А мужчины вокруг большею частью разводные; у всех есть либо история любви, либо предыстория; к кому-то из России с любовью рвётся ещё не приехавшая дама; кто-то, обожжённый первым опытом, согласен лишь на сексуальную партнёршу. Ты по старой памяти пытаешься играть роль принцессы, но опытные в сексе и ухаживании королевы выхватывают несостоявшихся принцев прямо из под твоего носа. А в твоей душе совместно с унынием растёт беспощадная переборчивость старой девы, сводящая шансы с кем-то ужиться к нулю.

Никогда не говори «никогда»: к сорока я вышла замуж. Началась третья , самая-самая главная жизнь, без которой не было бы ни смысла, ни радости в предыдущих. "Мамока" называла меня двухлетняя дочка, и любой королевский титул - ничто по сравнению с этим званием. Если я раньше дома думала о работе, то теперь на работе я думала о ребёнке. Отныне в любом Париже любая дорога к Лувру вела через детскую площадку; бардовские сборища сменил интернет. Виртуальные друзья вытеснили бывших приятелей; виртуал - четвёртая жизнь, текущая параллельно материнству.

Дочке - 16, а у меня ощущение, что моя жизнь только начинается, не знаю, правда, какая она по счёту.