Рама для картины

Утренний луч солнца смело заглянул в окно дремлющего чердака и заполнил затхлое помещение мягким светом. Задержавшись ярким пятном на пыльном полу, он выхватил из сумрака скелеты пустотелых рам, старые холсты, свёрнутые в рулон, банки с засохшими красками и использованными кисточками; мелькнул на старомодной этажерке и даже полежал на потёртой гобеленовой обивке одноногого кресла. Главным персонажем этой, почти театральной, декорации в центре у стены почивала высокая массивная рама с остатками прежней роскоши – облупленного покрытия «под золото». Если чуть переместить её в сторону, то краска осыплется, как подсохшие лепестки увядшего цветка.

На крыше поскрипывал на ветру флюгер с вырезанной фигуркой таксы, добавляя разнообразия в монотонно текущую жизнь этой скрытой части нежилого пространства.
На площадке перед домом затеяли приготовление шашлыка. Плавные потоки воздуха поднимали запах наверх и он чувствовался даже здесь вперемешку с висящими в полосе света пылью и духотой. Выводя из сонного состояния, он бодрил местное «народонаселение» чердака, навевая – каждому свои – личные воспоминания о прошлой жизни.

...Выставочный зал томился тишиной и изредка оживлялся случайными немногочисленными посетителями. Почти ежедневно здесь появлялся высокий, худощавый мужчина в потёртом замшевом пиджаке. Он уверенно направлялся к портрету красивой светловолосой женщины в шифоновом длинном платье, юбка которого спадала лёгкими волнистыми фалдами от тонкой талии. Мужчина изящной рукой нервно касался перемычки очков на переносице и, приближаясь к картине, долго и сосредоточенно вглядывался в милые черты: выражение его лица теплело, глаза блестели; на лбу проступала испарина. Несомненно, его предыдущая жизнь когда-то была связана с этой женщиной... Он вряд ли понимал, в какую достойную оправу заключён этот вожделенный для него образ.

Рама с интересом наблюдала за этим действом с самого лучшего ракурса, чувствуя себя зрителем, сидящим в третьем ряду партера. То был театр одного актёра. Будучи уверенным, что остаётся наедине с этой женщиной, мужчина давал волю чувствам: временами прерывисто вздыхал, сдерживая набежавшую, еле заметную улыбку; то вдруг становился серьёзным, как будто произносил внутренний монолог, в чём-то убеждая свою безмолвную собеседницу и ожидая от неё ответа, то сникал и тогда полное разочарование отражалось на его губах мимической недовольной гримасой.

Но однажды всё изменилось. Мужчина пришёл в зал вместе с Художником, чтобы обговорить условия продажи картины. Они остановились в нескольких метрах от портрета и заговорили так тихо, что невозможно разобрать ни слова. После получасового спора договорённость, видимо, была достигнута.

Какой же горькой волной разочарования настигло раму, когда стало понятно, что покупатель в состоянии приобрести лишь портрет! Неделю спустя его аккуратно вынули из оправы и передали владельцу, а её перенесли на чердак.
Шло время, но рама так и оставалась невостребованной и забытой. Она не понимала, что уверенность в собственной значимости может быть утрачена под влиянием случайных обстоятельств, и тогда вмиг слетают высокомерие и самодовольство. А что в остатке? Жизнь предлагает нам лишь то, что заранее уготовано судьбой...