Иногда я достаю старый альбом. Глажу его бархатную, чуть выцветшую от времени, обложку, бережно открываю и начинаю рассматривать снимки, на которых фотоаппарат отразил мою жизнь, останавливая её на короткие мгновения.

Вот, например, фотография из моего детства. Снимок явно постановочный. Мы с двоюродной сестрой стоим напротив друг друга. Сестру зовут Милочка. По-другому её никто не называет, в отличии от меня, привыкшей к уличному - Танька. В то далёкое время это, вроде бы пренебрежительное обращение, было вовсе не обидно, и гораздо более привычно, чем Милочка.

Однако, никого не удивляла и ласкательно-уменьшительная форма имени применительно к моей сестре. Она была райской птичкой в нашей воробьиной стае - иногда «прилетая» к нам из-за границы, где постоянно жила с элегантной мамой и полковником папой.

На фото аккуратно причёсанная Милочка артистично выставила ножку вперёд, приподняла двумя пальчиками клетчатый сарафанчик, слегка открывая коленки, и чуть наклонила голову, как бы любуясь красивыми туфельками.
На мне тоже платье в клеточку. Только оно катастрофически мало. Поэтому из-под него наглым образом торчат широкие штанины рейтуз, которые тоже слегка не доходят до колен, оставляя открытыми тощие ноги. Сандали мои, мягко говоря, не столь красивы, как у Милочки, а вихры на голове изрядно растрепались.

Помню, меня попросили встать в ту же самую позу, которую приняла Милочка. Её папа, видимо, задумал композицию с двумя симметрично стоящими девочками.
Однако фотография получилась немножко не соответствующей папиной задумке.
Сколько мне там лет? Наверное, не больше семи.

Но я хорошо помню, что в тот момент ясно представляла себе, насколько нелепо я буду выглядеть с артистично выставленной ножкой и кокетливо приподнятым платьем.
И тогда я вытянула абсолютно прямую ногу в противоположную сторону, растопырила негнущиеся, как палки, руки и не стала любоваться растоптанными сандалями. Так выглядит картонный клоун, висящий на стене на гвоздике. Если дёрнуть за верёвочку, клоун послушно раздвинет в стороны руки и ноги.

Скорее всего, я случайно попала на Милочкину фотосессию. Наверняка, и у меня дома было хотя бы одно приличное платье. Так почему же я не отказалась фотографироваться? Может быть, оробела перед папой-полковником? А может, не захотела прямо признать внешнюю пропасть между собой и Милочкой и, при этом, не сумела схитрить, выдумав другую причину отказа?
Не знаю.

Вряд ли семилетняя девочка рассуждала по-взрослому.
Тогдашняя я интуитивно нашла другой выход. Усилив в нарочито клоунской позе наше с Милочкой различие, я как будто говорила: «Да! Это я - смешная и нескладная Танька. Непохожая на Милочку. Но я такая, какая есть, и вовсе не хочу быть Милочкой!»

Теперь, спустя не одно десятилетие, я смотрю на фото, улыбаюсь и думаю, что Танька всё сделала правильно!