("Копилка странных слов")
Лиля, как обычно, не спешила уйти из сада. Крикнула раздражённой матери, нелепо притулившейся на детском розовом стульчике в раздевалке:
– Секундочку, мам, мне надо ёжика дорисовать! – и уже полчаса ковырялась в фломастерах, болтала с подружками, горячо обнимала воспитательницу: "До завтра, до завтра, милая Элла Савельевна!"
– Даю тебе пять минут! – периодически взывала Белла.
На подоконнике средней группы детского сада пышно цвела Шлюмбергера Бакли — листовой кактус, в народе обычно именуемый "декабристом". Смотреть на цветок было тяжело и неприятно – Белла отвернулась и попробовала думать о работе. Получалось плохо: мысль всё время ускользала, с разбегу ныряла в непростые школьные времена.
Женщина на секунду прикрыла глаза и проговорила про себя сложное название своей нелепой детской травмы: "Шлюм-бер-ге-ра".
...В пятом классе подруга Светка затащила её в кружок цветоводов на юннатской станции. Куда только ни заносило эту неугомонную! Разве что фотографией не баловалась…
Растения Беллу абсолютно не интересовали, но соседка по парте с таким восторгом трещала про огромные теплицы, наполненные запахами влажной земли и тропических листьев, что Рита сдалась. Ей было всё равно, куда ходить, лишь бы не проводить вечера дома, где бесконечно грызлись между собой мама с бабушкой.
...Яна Адольфовна, молодая преподавательница ботанического кружка, была большой выдумщицей. Ни одно занятие юных цветоводов не обходилось без игр, конкурсов, соревнований на знание диких или декоративных растений. Ещё в начале сентября Яна Адольфовна выдала ученикам на дом маленькие горшочки с неколючими листовыми кактусами. Сказала: эти суккуленты должны зацвести к середине декабря. У кого будет больше всего бутонов – получит главный новогодний сюрприз!
Белла подошла к делу со всей ответственностью – поставила цветок на солнечное окно, поливала по графику, подкармливала. А что ещё нужно зелёному другу для благоденствия? Она не знала. К концу ноября девочка начала нервничать: все приятельницы из кружка хвастались, что на кончиках длинных кактусовых веток начали наклёвываться бутоны. Каждое утро Белла с надеждой бежала на кухню к своему кактусу: “Ну?!!”
Шлюмбергера одиноко стояла на пустом, стерильно чистом подоконнике – выглядела вполне здоровой, но цвести в ближайшее время, увы, явно не собиралась.
– Сколько раз тебе повторять, унеси эту грязь восвояси, – ругалась бабушка, ставя на плиту начищенный до блеска чайник. – Ещё бы кота блохастого в дом приволокла!
К середине декабря Белла бросила юннатскую станцию – ей было до слёз стыдно нести на занятие свой бастующий цветок. Наврала всем, что должна по вторникам и четвергам ходить к репетитору по математике.
...Как-то после школы она на минуту забежала на четвёртый этаж к подруге – полюбоваться на Светкин зигокактус, непонятно как выживавший в обстановке полного домашнего кавардака. Маленькая шлюмбергера, задвинутая в самый тёмный угол заваленного учебниками письменного стола, напоминала пышно наряженную новогоднюю ель…
Белле показалось: весь мир – против неё. Вернувшись домой, она с мстительным наслаждением швырнула свой цветок в вонючую, хищно раззявленную пасть мусоропровода…
– Мама, мама, мне нужна ещё одна Барби! – Лиля наконец-то выбежала к усталой матери с розовой куклой в руках, – мы с Надей ставим Барбизонский балет, нам нужно много куколок! И ещё Бизон! Ты знаешь, кто такой бизон?
– Что за чушь ты опять несёшь?! – мать сурово поджала губы, – балет Мар-ле-зон-ский! Барби твои здесь ни при чём! Читать учись!
Лиля не проронила ни слова в ответ. Пока Белла кое-как напяливала на дочь яркий комбинезончик, та, надув губы, отрешённо пялилась на наглые бордовые бутоны зигокактуса. Белла не обращала внимания: нечего поощрять капризы. У неё в детстве никаких Барби не было, а у дочери уже гора этого тупого раскрашенного пластика.
Вышли из садика. Темнело.
Лиля тащилась по снегу, едва переставляя ноги. На мать не смотрела, старательно делала вид, что она – девочка ничья, сама по себе.
"А ведь и мне в детстве что-то такое слышалось в дурацкой песне из "Трёх мушкетёров" – вдруг смутно вспомнилось Белле. – “Красавице Икуку, счастливому клинку" – вот что! Было жутко интересно, что за имя такое у красавицы странное – Икуку"...
– Знаешь, цыплёнок,что есть такое слово – "мондегрин"? – сказала она дочери примирительно. – Это, например, когда в песне или в какой-то фразе ты слышишь не те слова, что на самом деле…
– Мандарин?! – звонко спросила Лиля, мгновенно веселея и доверчиво хватая мать за рукав…
Спасибо, Оля!
Детское восприятие текстов вообще очень специфическое. И не всегда зависит от неверно раслышаеного слова. Бывает, встречаются неизвестные ребёнку слова. Помню, я в детстве никак не могла понять, кто такие "неуклюжи", которые вместе с пешеходами бегают по лужам ("пусть бегут неуклюжи, пешеходы по лужам").
Но самым страшным представлением была картинка из дорого стихотворения Маршака "Усатый-поллсатый":
"Не было в доме мышей,
а было много карандашей.
Лежали они на столе у папы
и попали котёнку в лапы".
Вот эта страшная картинка: вертикально впивающихся в лапы котёнка карандашей (через кожу, параллельно тоненьким косточкам лапок) долго меня тогда преследовала!
Никогда не угадаешь, как в ребёнке отзовётся те или иные слово, фраза, образ.
Хороший рассказ, заставляющий задуматься.
Доброй зимы Вам!
А вот про карандаши в котёночьих лапах не думала почему-то...
Спасибо огромное, Ирина!
И Вам хорошей зимы!
Здравствуй, Ксени)