Эриху Фромму, искавшему смыслы существования и предлагавшему пути к свободе личности

     Профессор потёр руки и с хитрецой в глазах оглядел присутствующих. Те сидели перед ним ровным полукругом, послушно сложив руки на коленях, приготовившись внимать словам и участвовать в давно обещанном практическом занятии.
     У каждого из них, естественно, было имя, но про себя Пётр Петрович дал им прозвища. Один у него был Рыжиком из-за сходства с котом, другого удобно было называть Ветреником, так как ему постоянно не хватало воздуха и он порывался открывать в помещении форточки во всех окнах. Ещё были Мальвина, Марьиванна, Логопедыч и остальные – по мелочи.
     Петрович поправил очки, гмыкнув, прочистил горло и, взяв не ту ноту, высоким голосом продолжил лекцию, которую не успел закончить на прошлой неделе. Специалист не был светилом в своей области, но предмет знал хорошо. В подобной дилетантской среде он вовсе мог расслабиться и поговорить с согласившимися прийти о волнующих его проблемах.
     Выражения лиц, сидящих в первом и втором рядах, профессору понравились. В третьем ряду Ветреник беспокойно озирался на окна, но лектор быстро успокоил его суровым взглядом из-под очков. Слушателей не волновала тема лекции, просто было приятно в очередной раз собраться единым кружком в тёплый весенний день, разморено посидеть в мареве долгожданного солнца, откинувшись на удобные спинки стульев.
     Профессор длинно рассказывал о чём-то, понятном только ему, постепенно введя в транс сначала третий ряд, потом второй и первый. Мальвина с Марьиванной посапывали, склонив друг к другу головы с мягонькими кудрями. Рыжик сидел посередине первого ряда: ступни сомкнуты, руки на коленях, спина прямая, подбородок опущен, глаза прикрыты. Ни дать, ни взять, котяра, хвоста только не видно. Рядом Логопедыч косноязычно бормотал что-то, клюя носом.
     Лектор воодушевлённо рассказывал дружно спящей аудитории о том, что лучше – иметь или быть. О бегстве от свободы; о неразрешённых моральных конфликтах; о безразличии; об искусстве быть, любить, слушать... Он не просто пересказывал волнующие его идеи и мысли предшественников, а самозабвенно поднимался на Эверест психоанализа, в творческом порыве идя в чём-то дальше и выше своих великих учителей.
     Наконец, дойдя в своём внутреннем спонтанном монологе, произносимом в относительном вакууме класса, до ранее недостигаемой вершины, Пётр Петрович вдруг замолчал, только сейчас заметив ровное равнинное положение слушателей. Он резко почувствовал усталость и разочарование. Пропало его озарение и внезапное единство с миром и с самим собой. Измождённо, как подкошенный, рухнул старик на ближайший стул, вздохнул и на пару секунд прикрыл глаза.

Через какое-то время профессор с трудом разлепил веки. Перед ним до абрикосового горизонта разливалось палевое море с оттенками зелёного, который можно встретить в конце августа на мушиных брюшках. Море начиналось прямо у щиколоток. Пётр Петрович побултыхал ногами в толще воды, а потом стал следить за расходящейся полукружьем рябью. Тут он заметил качающиеся на оливково-золотистых волнах лодки, которые как-то подозрительно равномерно расположились на обширной водной поверхности. Выверенная геометрическая расстановка этих лодок была похожа на осеннюю клумбу с увядшими коричневыми цветами. Он спрыгнул в воду, сначала медленно пошёл в густой похожей на сироп воде, размашисто отталкивая её от себя клешнеобразными движениями рук, а потом, оказавшись на глубине, постарался поплыть. Густое месиво дна топко утяжеляло ступни, подбородок врезался в обманчиво невесомую морскую гладь. Он стал по-бегемочьи фыркать носом, пытаясь поднять голову повыше, лысая макушка вспотела и блестела, как от яркого света софитов. Двигаясь словно во сне, медленно и болезненно, он всё-таки мелкими шажками приближался к сверкающему дверному проёму, повисшему в десяти метрах над морем. Из прямоугольника, вырезанного прямо в бирюзовом небе, был спущен верёвочный трап – вероятно, ему. Профессору наконец удалось оттолкнуться от дна и поплыть к просвету. Оставалось каких-то два-три метра, вот-вот, и его пальцы цепко схватятся за нижнюю перекладину лестницы... Но тут два санитара, давно мучающиеся без курева, подошли к учёному очкарику, который около белой стены всё шарил и шарил руками по шершавой матовой поверхности. С двух сторон мягко, но крепко схватили его, оторвали от стены и, развернув, придерживая за покорные плечи, повели ужинать, привычно не задевая на своём пути стулья, оставшиеся в живописном беспорядке стоять и лежать после традиционной пятничной лекции.

25 марта 2021