Калистрат Егорыч, дождавшись своей очереди рассказчика, покрутил для начала седеющие усищи, скинул шапку и, с великим упоением, присущим только ему, начал рассказывать, внушая недоверчивым коллегам по охоте:
— Вот, ей Богу, мужуки! Чем хошь могу поклясться, но именно так всё и было! Нет для вас, мои хорошие, никакого секрета, что волк есть стайное животное. Но на моём жизненном пути попадался и такой волчара, непонятного для меня усовершенствования, что существовал и промышлял он в полном одиночестве.
Иван Антонович, взлохмаченный, с красными глазами, прилёг поудобнее, почёсывая неистово голову. Он так делал всегда, стоило только Калистрату Егоровичу начать говорить правду про охотничьи дела, мол что и где с ним могло
приключиться. Афанасий хитро начал посмеиваться, хотя ещё совсем не было известно, о чём пойдёт речь.
— Поговаривали, будто и не волк то был вовсе, а вурдалак какой-то. — продолжал рассказчик, пальцами-веерами вертя в разные стороны для живого подтверждения. — Но меня ж не прошибёшь на мякине бабских сплетен, сами знаете! Я сразу понял, что это ошибка природы какая-то.
— Аномалия, — вдруг привстал Афанасий – молодой охотник. — Ответвление непонятное в природной эволюции видов.
— Кто? — не поняв о чём идёт речь, спросил Иван Антонович.
— Дык, волк же!
— Аааа…
Калистрата Егоровича покоробило на миг, он мельком глянул на нехитрую снедь, разложенную между охотниками и продолжил:
— Долго и нудно я ходил за ентим зверем, и ботинки новые, братом даренные, стоптал почти до половины.
Афанасий уже и про самокрутку позабыл, держа её между пальцами.
— В контору надоть сходить было! — воскликнул заинтересованно он.
— Вот и дали в конторе-то задание секретное – изничтожить подозрительное существо. Кому ж ещё-то, как не мне? А волчара здоровущий, зараза, будто та лошадь.
— Как лошадь? — ухмыльнулся в очередной раз Иван Антонович.
— Ну, эта, как её? Пони! Токмо с клыками величиной с патрон. Воон, что с ружьём рядом лежит, у лапы зайца убитого. Неделю цельную выслеживал я, не пивши и не евши, всего себя отдавая полностью цели той.
— Как же вы его нашли? — торопил Афанасий.
— Засёк я его все-таки однажды, как он из норы-то с известной своей серой мастью весь полностью начал выходить. Что сзади меня собака, глянь-ка – с неё толку мало, вон ей уток приносить, да за зайцами гонять.
— Так-так…
— Но я и без неё… Ка-а-ак да-ам дуплетом! Ка-ак да-ам остервенело, отомщая за всю округу живописную с животинским наполнением, за все сердца! Вот как был зол на енту зверюгу неподкупную.
— Ииии…
— Осечка, поди ж ты. Из двух стволов осечка!
— Как так-то? — полез опять под шляпу чесать голову Иван Антонович. — Дык, сам не ведаю. Весьма сложные обстоятельства приключились-то.
— Ага-ага… Бреши дальше.
— Ель там, как раз в три обхвата древняя стояла. Я туда! Зверина одним скаком за мной! Ружьё на лету перекусил! Ружо-то ещё от отца покойного досталось, жалко небось.
— Как же выкрутились, Калистрат Егорович. Дюже времени маловато вам оставалось, чтоб придумать что-нибудь. — волновался Афанасий.
— Изловчился я и, лишь только хищник временно замешкался, кинулся мигом единым в нору спасительную!
— В волчью нору?
— В неё, в родимую. В логово евонное тыльным местом в долю секунды подался. Дык, гляди, почти на полтора метра я в ту нору-то и усунулся. Волчина по инерции дурачьей, ещё не знаю скоко кругов вокруг ели вдарил, врать не буду об этом. Затем остановился разбойник, запыхавшись, да призадумавшись, мол, чёй-то тут не то, дураков нашли, чё ли?
— Дальше-дальше что было?
— О чём волк дальше размышлял, по волчачьи думать не могу и не смею, но стал хищник ко мне в нору тоже задом пятиться.
— Как так-то?
— Небось, скумекал он, мол, в засаде полежу.
— Значит не видел он, как вы в его же нору спрятались?
— Конечно, не видел.
— Ну, и…
— «Господи!» – громко заорал я! Люди добрые и драгоценные мои товарищи, что тут только началось! Ухватился со всей мочи руками за хвост евонный! Волчара повернуться не может, стены-то узкие, и понять оно, рыло звериное, не могёт, что к чему, как и почему! Взвыл он до самого синего неба, чуть потолок не обрушился от звука несусветного! Как вдарил он мне из-под хвоста гадостью нечеловеческой! До смерти собственной не прощу ему этого! Уж очень тот волчара в последнюю секунду поднапрягся, уж до той степени крайней, до того проявляя силу несусветную, что не выдержал хвост собственный и…
— Не томи, Калистрат Егорыч!
— Оторвался хвост на вовсе! Ко всем чертям собачьим! А когда я увидел, что волк упал навзничь в прыжке – вылез кое-как… Пнул зверюгу в недоразумении – труп. Вот такие вот дела вам, братцы, я поведал.
— Разе бывает такое? — засмеялся в который раз Иван Антонович. — Докажи!
— А я слыхивал, что от испугу волк может сам помереть! — встал на защиту Афанасий.
А вот она, справка-то… Кузьмича, небось, все знали – ветеринара-то нашего? Читайте: «Волк умер от разрыва сердца, в мучениях… отрываясь от собственного хвоста».