Липа шумит листвой. Старая липа. Её ломкие ветви с удивительными листочками поют бесконечные песни, как несколько сотен лет назад. Когда-то и она явилась в свет на этой благодатной земле, выбрав, волей не волей, крутой обрыв над тихой неторопливой рекой. Стоит будто светофор на перекрёстке жизненных дорог. Старая липа. Возвышается она над водой и видит, слышит, думает, размышляет, полощет неведомые нам мысли в речной прохладе, что уносит с нетерпением думки–загадки в бесконечное плавание.
Река – книга. Река – жизнь. Пока спокойная, тихая, но… Течёт, не разбирая дороги в половодье, размывая берега, уничтожая любые преграды, попадающиеся на непростом пути следования. Она уносит с собой всё, что встретит, что не может закрепиться и устоять. А это, помимо всего прочего, целая толпа достоинств людских и их же слабостей. Вон они… – плывут! Сколько интересного и нового, сколько честного по-настоящему. Их невозможно увидеть и услышать простым глазом, но можно подсмотреть подсознанием через листья липы, через её выстраданные года и вехи. Липа поёт. И вместе с ней поют сотни золотистых пчёлок, которые носятся в чудных ветвях, собирая богатую дань с многочисленных мелких цветов. Собираем и мы… Собираем дань свою людскую. Стоит только немного присмотреться и сразу видно, проплывающую мимо, чуть ли не до смерти заезженную Правду. Плот старенький, вот-вот развалится. А она, Правда, напилась чрезмерно где-то крепкого пива, без верхней одежды плывёт, в грязных трусах... Рот раскрытый у неё. Сразу видно, что зубы вставленные, обычные для местных сельских жителей – железные. В тёмных очках дешёвых плывёт. Не от солнца глаза свои косые Правда прячет, скрывает их попросту.
Поёт липа. А тут, ух ты… Злоба нарисовалась, словно фотография какая – не сотрёшь. На лодке красивой плывёт, что ты. Аромат духов французских по лугу распространяется с очарованием беспокойным от неё. Злоба надменно дефилирует в одеждах изысканных, от известных всему миру кутюрье. Эх, разодетая… – до полной невозможности! Взгляд хитрый такой, кошачий, пронизывающий насквозь, ищущий своего применения, да и сама, как кошка. Усмешка самодовольная, ведь знает Злоба наверняка, что люди к ней при любых обстоятельствах потянуться, чтобы не злить попусту.
Ну а это чудо природы издалека видать. Надо же, сам Патриотизм! На водных лыжах рассекает в своё удовольствие. Ведь и так приметный, а всё одно – выпячивается. Вроде тупой, порой, но не подумаешь, хотя бы только
из-за того, что неприлично думать так. Любят политические дельцы его. Ох, как любят-то! Патриотизм у них в лучших друзьях ходит. С особым шармом дельцы эти натягивают на свой эгоизм маску красивую с размахом.
Цветёт липа. Удивляется. Да и мы в затылках чешем в который раз. Сама девушка Невинность пожаловала на надувном матрасе цветастом. Юбчонка, глянь–ка, короче летней ночи, видно всё по самый не балуй. Чулки в клетку крупную… любого дядьку дряхлого притянут за уши.
Это ещё что – вывернула из–за поворота Гордость. На водном велосипеде красоваться в речной глади она изволит собственной персоной. Голову задрала так, что ближайшее к воде облако носом зацепила, и давай… – жмёт на педали с усердием особым. Всё обогнать норовит попутчиков своих, и встать поперёк дороги каждому, мешая проходу уже несвободному. Три большущих пера диковинной птицы страуса Гордость себе в задницу воткнула, которую приподнимает от лавки ввысь то и дело, чтобы насладился всласть видами прелестными весь мир окружающий!
Вслед за ними многие–многие другие плывут… Кто на чём. Некоторые даже без подручных средств умудряются: Эгоизм, Лицемерие, Уважение, Тщеславие и так далее… Всех и не упомнишь, уж точно враз.
Стоит старая липа. Всегда она цвела и пела, и будет цвести, и петь будет, пока не уйдёт на покой вечный. Долгую жизнь диковинная липа усыпана маленькими золотистыми созвездиями цветков, источающих медовый, всё обволакивающий запах, который чудно, вместе с жужжанием пчёл, зеленью листов, голубизной неба, свежестью недавнего дождя, создаёт величавый аккорд степного летнего утра над тихой рекой с заливными лугами и заросшими старицами. Утро сего дня и дня далёкого года, которым суждено растворится в наплывах других лет и даже веков, когда уже не будет ни этих пчёл и ни этой липы. Лишь останутся река, да всё тот же обрыв на её берегу. Однако всего этого липа не знает. Она просто цветёт и поёт, иногда неосознанно записывая на листочках наши человеческие судьбы.