Порою два несчастья - лучше одного; не зря пожары тушат встречным огнём. Это я к тому, что даже привидение может порой пригодиться, пусть ты в него и не веришь. Не веришь - это обо мне: я ни в какую потустороннюю чушь не верил и ею не интересовался. А вот милыми симпатичными мордашками - очень даже. Такими, к примеру, как у красотки Аннет. Но голова у Аннет была нафарширована полнейшей ахинеей: хлебом её не корми, а своди на спиритический сеанс или к гадалке. И стишки она любила, мочи нет: чуть что - стихотворная цитата, подходящая по смыслу. Очень её, бедняжку печалили моя приземленность, неумение рифмовать и невежество: мне, мол, что "эманация", что "эмансипация"- всё одно.

Затащила меня Аннет к очередной ясновидящей; пока они своими мнениями о разных аурах обменивались, я берлогу колдуньи осматривал; очень уж она экзотична была по нашим временам. На стенах - сажа, под потолком, на веревках, - бахрома сушённых трав и лягушек, а в углу - спиртовка-не спиртовка с закопчённым подвешенным над ней котлом. Такой лишь в походы брать на большую кoмпанию. И сама хозяйка под стать обстановке: смугла, худа, с чёрными глазами навыкате, как зыркнет, сразу не по себе. Это я хорошо прочувствовал, когда она на меня вдруг уставилась: аж мурашки побежали. А они с Аннет опять о моей ауре залопотали, о каком-то третьем глазе, который через месяц откроется, и неумении рифмовать.

И уже через пару дней привязалась ко мне непонятная хвороба: приступы блаженного восторга и желание зарифмовать все известные мне слова. Аннет мои эксперименты не очень-то понравились: нет, говорит, в них глубины и оригинальности - сплошная графомания.

А ещё через месяц мне вообще не до Аннет стало: плюс к нелепому рифмачеству появились у меня видения: начала какая-то девушка мерещиться с дудкой в руке - сперва размыто, как туманное пятно, а потом вполне явственно. Красивая, ничего худого не скажу, но совсем не в моём вкусе: ни румянца на щеках, ни чертовщинки в глазах, ни приятной пухлости в теле. Как эта девица дудку свою к губам поднесёт, у меня очередной поэтический приступ. Совсем она меня замучила: и на работу она ко мне приходить повадилась, и по ночам являлась. Никакой очерёдности или логики в визитах! И никто, кроме меня, её не видит.

Пришлось брать годовой отпуск без содержания: авось деревенский воздух и красивые пейзажи эту особу умиротворят. Я искал домик на отшибе, поодаль от людских взоров: не хватало еще, чтоб из-за вечного рифмованного бормотания меня сочли сумасшедшим. Мне удалось довольно дёшево купить полуразрушенный коттедж в глуши. Дом при некотором усилии воображения сошёл бы и за старинный замок, но я бы не рискнул показать его ни одной санитарной комиссии. Стёртая лестница лишилась перил, стены держались на честном слове, но крыша всё ещё спасала от проливных ливней полуистлевшую мебель и портреты древних чудиков в старинных одеяниях. Пейзаж в окнах тоже соответствовал романтическим вкусам моей новой приятельницы: болотце, когда-то бывшее прудом, заброшенное кладбище и премилый лесок неподалёку. Старый письменный стол в кабинете был, по-моему, хорош, а кровать и кресло пришлось обновить.

В первый же вечер, вооружившись ручкой и увесистой стопкой бумаги, я устроился за этим столом поджидать гостью с дудочкой, но внезапные вопли и стоны заставили меня подскочить. Предположив, что кто-то из неизвестных соседей решил меня навестить и свалился в темноте с лестницы, я помчался ко входу, но никого не нашёл. Вернувшись, я к своему удивлению обнаружил в моем кресле какого-то, горько рыдавшего молодого человека в старомодном облачении. Его тоже изумило, что я его вижу, - ведь он не человек, он - привидение, но освоившись, парень так разговорился, что не остановишь. Лет 300 назад он был самым завидным женихом в этой округе, вдобавок женихом знатным и богатым, но влюбился на свою голову не в ту, что ему выбрали родители. Титулованным родителям это не понравилось, обольстившую сына девицу срочно отдали замуж за другого, и новоиспечённый Ромео покончил с собой. Но самоубийство не принесло ему утешения; он уже четвёртое столетие подряд пытается поведать миру о своём безутешном горе.

Я, признаться, не умею исцелять разбитые сердца, да и сама история не вызвала у меня сочувствия, но к счастью в дверях замаячила моя флейтистка и внимание несчастного переключилось с меня на неё. Похоже, они нашли друг друга, а я, пока они беседовали, ускользнул в спальню и очень даже неплохо выспался.

Так оно с тех пор и пошло: утром я на рыбалку или на охоту; вечером мы втроём с Музой и Привидением чаёвничаем, т.е. я чаёвничаю, а привидение плачется в жилетку барышне о своём разбитом сердце; я тихонько ускользаю, а поутру нахожу исписанные стихами листки.

Со временем я купил компьютер и нашёл работу на дому. Я зарегистрировался на поэтическом портале и опубликовал там стихи моего вечно рыдающего приятеля. Конечно, под его ником. К стенаниям о разбитом сердце добавились стенания о жестоких критиках; но в целом мы все нынче счастливы.