«Первая любовь — это не первая и не последняя. Это та любовь, в которую мы больше всего вложили самих себя, душу, когда душа у нас ещё была». – сказал однажды Александр Вампилов.

Говорят, что бомба в одну и ту же воронку дважды не падает. Ещё как падает, уверяю вас. Ведь прошло совсем немного времени от моей очередной первой любви, как я снова влюбился… Танечка, так звали мою новую возлюбленную, была старше меня лет на десять. Она училась на филфаке и проходила практику в нашей школе в качестве вожатой, иногда подменяя преподавателя по какой-либо вынужденной причине. Влюбился я сразу, как только она появилась на школьном горизонте с мальчишеской причёской и милым взглядом моей мечты. Прошлась Танюшка в коротенькой модной тогда юбчонке мимо нас, пацанов, во время бурной перемены, ошарашив, озадачив и убив. Остолбенел я тогда в момент, перекошенный во взгляде удивлённом, и еле-еле успел поймать руками отваливающуюся челюсть, чуть-чуть не упавшую с грохотом на пол к её ногам. От силы, предполагал я, что она в девятом классе учится.

Ах, уж эта практикантка! Ведь бум гитарный, самый что ни на есть, по всей стране Советской в то время счастливое бушевал. Старший брат мой и его друзья, все поголовно влюбились в Танечку и пели песню под плохо настроенную гитару – бренчание той удивительной эпохи:

«Студентка-практикантка входила в класс не смело.
Урок вела краснея, как будто в первый раз…
И почерком красивым отметки выводила,
Ведь перед ней был первый, её десятый класс».

Но самое интересное и, наверное, главное совпадение – в припеве этой обаятельной песни практикантку тоже звали Таней.

«Вы не смотрите, Таня, что я учусь в десятом
И что по крыше гоняю голубей.
Вы извините, Таня, что я любил когда-то…
А теперь люблю Вас, люблю Вас, хоть убей»!

В этот океан массового гитарного увлечения, целиком и полностью с головой окунулся и я. Вот, что любовь делает с человеком! Мне непременно нужно было доказать всему миру, что я могу, что умею, что есть у меня великие способности к музыке и любовь при этом помогает творить просто удивительные чудеса! Буквально через неделю я с душевным упоением без единой фальшивой ноты играл соло из кинофильма «Генералы песчаных карьеров».

На нашей городской гитарной фабрике производились только семиструнки и продавались от семи до семнадцати рублей. Мы делали просто: убирали седьмую струну, чертили на бумажке шесть полос, разделяли их на лады и ставили крестики, показывающие какую струну и в каком месте нажимать её сбитым в кровь пальцем. Я был готов на любые испытания. Требовалось за короткий промежуток времени изучить хотя бы одну песню, чтобы при случае показать своей возлюбленной, каким удивительным образом я владею этим сложным музыкальным инструментом.

Женька – мой брат, завывал про тополя, которые в пуху и про колокола, которые зазвонят опять, и даже про девушку плачущую в автомате. Я же выбрал себе такую, такую песню, которая, вне всякого сомнения, по моему же мнению, должна была сразить наповал мою Таню, сразу и бесповоротно. Это была песня… Это была песня про ковбоев:

«Ярко светит луна, хоронясь за листвою,
По дороге ночной проскакали ковбои…
Трое сильных коней, три ножа, три нагана,
Трое верных друзей, три ковбоя усталых.

Да, это была самая первая песня, спетая мной под гитару на трёх блатных аккордах. Теперь, думал я, моим старшим конкурентам никогда не обскакать меня на гитарном поприще, если дело коснётся любви и пения серенады под балконом обожаемой девушки. Сейчас-то, конечно, смешно, ведь сам же и представляю, будто стою полным идиотом под балконом и пою песню любимой практикантке про каких-то там ковбоев, но тогда… В то замечательное доброе время безалаберного мальчишеского детства, это всё мне казалось каким-то невероятно-потрясающим, с ног сшибающим действом!

Таню на лето поставили вожатой в летнем лагере, куда я, невзирая на полное удивление родителей, сразу записался одним из первых. Обычно меня отправляли в деревню к бабушке и никуда больше. А тут я напросился в лагерь без всяких на то объяснений.
— Странно, как-то это всё, — сказала мама, посмотрев на папу.
— Может, взрослеет, — ответил папа. — Ты, это самое… поаккуратней с ним.

В то время прошёл фильм по телевизору «Дон Кихот». В нём-то, по мнению сверстников – обыкновенной киношке, я увидел нечто такое, что стучало в унисон с моим детским сердцем, что тревожило мою нежную душу, что не давало покоя и направляло на совершение великих подвигов. И когда друзья брата обсуждали в неприглядно-хамском, грубом виде мою «Дульсинею – Таню», то я весь напрягся, и ринулся было с кулаками на них на всех, но вовремя остановился, потому что уже не однажды получал хороших тумаков. «Да, Вова, — подумал я тогда, — ни шиша ты не «Дон», а трусня позорная». Во мне всё бурлило и клокотало, но быстро были найдены оправдательные объяснения, после чего только и оставалось – это выкрикнуть такие слова:
— Эх, варвары! — сотрясало воздух, но сотрясало таким образом, чтобы как бы и не к соперникам относилось, а просто в небо. — Цезарь скоро подрастёт!
— Чаво? Чаво мелешь, сапля? А ну чаши, пакедова па шее не схлапатал. – услышал я уже вдогонку, по пути проколов два задних колеса у велосипедов, стоявших за углом дома, хоть как-то отомстив своим врагам.

Про себя, тем временем, ваш добрый рассказчик торжествовал, в полном смысле этого слова, что пока они тут чавокают, в лагере произойдут удивительные волшебства. И действительно, я до такой степени сблизился в своих мальчишеских мыслях с Таней, что уже хотел её видеть не только в школе и лагере, но даже у себя дома. Я запросто величал её Танечкой и этот пример оказался настолько заразительным, что вожатую стали так называть все дети. О чём тут говорить, дошло даже до того, что я без малейшего угрызения совести мог свободно подойти и спросить недостающих двух копеек на маленькую кружку кваса, продающегося из огромной бочки напротив школы. Да-да, недостающих монет к моей одной копейке, которую буквально за минуту до этого нашёл на дороге.

У старшеклассников была военная игра «Зарница», а у нас великая эпопея «Про индейцев». Мы запоем читали Фенимора Купера и ходили в кинотеатр «Искра» на чудные фильмы из ГДР. Двадцати копеек было достаточно, чтобы потратить десять на фильм, а на остальные купить стакан лимонада и театральных леденцов. А после… А после в лес – наряжаться в перья и мазаться акварельными красками. Я никогда не хотел быть последним из могикан, но был всегда Виннету. Акварельных красок уходило много и, хоть они хорошо смывались водой, но лица долго потом ещё оставались непонятного цвета. Тане я смастерил кожаную ленточку на голову и воткнул в затылок одно крашенное куриное перо. И неважно, что это была игра, но хотя бы в ней у меня, пусть и ненадолго, пусть на чуть-чуть, была своя собственная вторая половинка, моя скво.

После лагеря всё же пришлось уехать в деревню, и в городе я появился только к первому сентября. Тут же помчался к Танечке домой. Она жила в хрущёвке на третьем этаже, поднявшись на который, я нетерпеливо позвонил в дверь. Через несколько секунд вышла Таня. Она была в светлом платье в горошек, по всей видимости, куда-то собралась перед моим приходом. Показалось вдруг, что мы не виделись с ней целую вечность! Я даже, было, встрепенулся и дёрнулся обниматься, но вовремя остановился, а она… только и сказала удивлённо:
— Вовка, ты? Каким ветром занесло?
— Я это… как его… там…
— Ну, раз пришёл, проводишь меня до почты. Посылку надо получить, заодно и донести поможешь.

На небе гуляла одинокая тёмная тучка, а солнце палило на всю Ивановскую. Когда я немного задержался, чтобы завязать шнурок китайской кедины, то чуть не провалился сквозь землю. Ведь узрел необыкновенную картину, от которой почти что сошёл с ума. Милое солнышко удивительным образом просвечивало Таничкино одеяние, показывая на всеобщее обозрение красивую обаятельную фигурку в маленьких трусиках под цвет платья. Но это ещё что, самое главное случилось буквально через пять минут, когда та самая единственная тучка, вдруг закрыла солнце и пролилась на нас коротким, но сильным ливнем. Я в одну секунду был ошарашен, и нижняя челюсть чуть не оторвалась от верхней насовсем! Лёгкая ткань платья моментально промокла насквозь, и влага достала до нижнего белья! О, Господи… я увидел всё: и небольшую соблазнительную грудь и даже тёмные волосы на лобке. Люди добрые, что тогда со мной творилось, это не высказать никакими словами. И тем более, никаким пером не описать, что со мной потом делалось целую неделю, причём, по ночам особенно. В один какой-то миг перевернулось в моих мозгах напрочь всё, что я думал раньше про любовные отношение между мужчиной и женщиной.

Мы в школе уже прошли курс тычинок с пестиками и гоготали до упаду на уроке, когда кому-то приходилось отвечать по этой теме домашнее задание. И вот, после того случая, с обнажившейся Танечкой, мне подряд несколько ночей снился один и тот же сон. Будто лежит она рядом со мной совершенно голая, а я с особой трепетностью и щемящей нежностью начинаю трогать её тело… рука всё ниже и ниже, и вот, вроде бы должен коснуться того самого места, а там… цветок необыкновенный – цветик семицветик в натуральную величину – загадай желание.
На Танечку я стал заглядываться уже немного по-другому. Случилось так, что учительница по русскому языку и литературе ушла в декретный отпуск и Танечку на время попросили её заменить, пока не подыщут другую. Перед самым первым занятием меня вызвал к себе директор школы:
— Так, Вова, ещё раз Татьяну Сергеевну Танечкой назовёшь, то в лучшем случае пошлю за родителями, а при другом непростительном положении дела, сразу, без всяких на то заморочек – получишь по полной программе и… воооон из школы навсегда катись! Понял? — сказал Евгений Васильевич и потеребил мои непослушные волосы.
— Ага, — ответил я и поплёлся в класс.

Весь первый урок Татьяна Сергеевна посвятила чтению удивительной по тем временам, только что вышедшей из издательства, книжки «Дядя Фёдор, пёс и кот». Эх, думал я после прочтения, почему же мультик не сделают из этой книжки здоровской? Мультик сделали, но только через десять лет. Таня до радости детской увлекала своим чтением, до самого искреннего смеха, а я попутным делом всё это время глазел, вылупив на полную орбиту свои окуляры, на её ноги, которые она иногда перекладывала с одной на другую. Что тут поделаешь, начались и они у меня, те самые позывы перестроечные, тесно связанные с мальчишескими подростковыми изменениями.

Прошло некоторое время, и я все же решился сходить домой к Танечке. Поднялся по лестнице и позвонил в дверь, которую открыла Танина мама.
— Ой, кто тут пришёл, — поздоровавшись, закричала она вглубь комнаты!
— Таня, жених к тебе пожаловал!

Через несколько секунд выскочила в коридор моя радостная возлюбленная, которая тут же, в один миг погрустнела, как только она увидела мою наглую личность, которая припёрлась не ко времени и не к месту. А потом… А потом влетел в квартиру на крыльях любви настоящий её жених и ваш рассказчик ушёл, понурив головушку свою, не солоно хлебавши, восвояси.

С этого дня я начал вести себя совсем неподобающим образом. То ли ревность взыграла, то ли ещё чего, но начал я проявлять себя мелким хулиганистым образом. С неба взялись дикие манеры, иногда переходящие в несмешную клоунаду, выражающуюся в громких шагах, неуместных выкриках и дурацких жестах. Двойки полетели одна за другой, а многие ребята из моего класса стали подражать нехорошим манерам из области школьного поведения. Наверное, и у них что-то случилось похожее или им просто понравился мой вид экого дурака, либо сам не знаю от чего. Теперь-то я уверен, что у мальчишек такое бывает в переходный период, но тогда… Тогда Таня сорвалась… После разговора с директором я никак её не называл, ни по имени, ни по имени отчеству, а вот некоторые из ребят удосужились несколько раз прилюдно назвать её Танечкой. Ой, что тут только началось, я увидел новое лицо. Татьяна Сергеевна подняла класс и начала орать бешено и рьяно:
— Вы что, — кричала она, — как бараны за этим хулиганом ходите, подражаете неподобно и скверно!

Уже не совсем точно помню, что Танечка ещё громко говорила, но я встал из-за парты и молча вышел из класса. Было решено бросить эту школу навсегда. Мама очень сильно переживала, не понимая, как ей, горемыке, в таком случае поступить, тем более без моих каких-либо объяснений. Но буквально на следующий день принесли новость, что Татьяна Сергеевна покинула школу, потому что нашли новую учительницу.

Больше я свою любовь не видел никогда. Говорят, вышла замуж и уехала в другой город. А я, буквально через месяц, влюбился в Наташку, с которой меня поставили в пару на уроках ритмики и всю свою последующую жизнь никогда не любил больше старших себя по возрасту.