Это будет такой эротический очерк. Очерк-исследование о развитии организма юноши. Впервые берусь за столь деликатную тему, поэтому буду осторожен в словах, а то как бы всё не испортить.
   Героиню очерка зовут Женя Емельянова. На вид ей лет шестнадцать или семнадцать, как и мне. В момент нашего знакомства на берегу подмосковного водохранилища на Жене долгополая штормовка с красным крестом на рукаве, а под штормовкой — самый что ни на есть бесстыдный купальник.
   Тут надо бы ввернуть фразу о том, как выглядела эта девушка. Неловко бывает читать про «острые девические грудки», «округлые попки», «пухлые» губки и щёчки, якобы зовущие к поцелуям, — неловко за автора, грязного старикашку-сладострастника. Так недолго скатиться в пошлость, в вульгарщину. Скажем так: у Жени были развесистые сиськи и радостная, игривая жопа. Про таких девок говорят «фигуристая». Ну, этого пока достаточно.
    Вокруг водохранилища в живописных лесах располагалось несколько лагерей — спортивных, туристских и просто самодеятельных «баз отдыха». Вероятно, и Женя Емельянова была отдыхающая, потому что она спросила: «Ты где базируешься?» А базировался я в ту пору в нашем школьном лагере и считался там вожатым. Близких отношений с девушками у меня ещё не было. Но интерес к ним уже давал о себе знать. Ни о каких серьёзных контактах я пока не помышлял. Поцелуйчики, шлепки и прочие вольные проказы не в счёт.
   А тут рядом оказалась Женя Емельянова…
   Мужчины, описывая свои победы над женщинами, любят присочинять. Это не примитивная похвальба, а обычное природное свойство самцов. Самца не следует осуждать за это. Я же постараюсь сделать свой очерк как можно более правдивым и целомудренным. Так вот, буфера у Жени Емельяновой походили на загадочные тропические плоды, а багажник, точнее, судовая корма, воспроизводила в сознании географическую карту полушарий — пособие для странствующих рыцарей и любителей новизны. Да, именно так. Кажется, я ничего не прибавил и не убавил.
   Впрочем нет, упустил. Красотка Женя чуть-чуть приволакивала ногу. Она смущалась и, чтобы выровнять походку, старалась передвигаться проворно, вскачь. Последствия детского полиомиелита, призналась она. Как ни странно, я даже любовался её хромотцой и не сразу понял, почему это так трогает меня.
   Солнце грело по-июльски, над водохранилищем гуляли тёплые ветры. Глазёнки Жени излучали святую невинность. Я тоже одет был по-пляжному, ничего лишнего... И вообще, разнузданная лексика может погубить весь мой очерк.
   Бегали взапуски, болтали, купались. Известно, как девушек учат держаться на воде — поддерживают снизу за пузеляж, а они притворно хихикают и брызгаются. А потом влюбляются и не могут забыть уроки плавания до самой старости.
   Дискотек тогда не было. Стемнело. Пора было расходиться. После отбоя я сорвался из лагеря — проводить новую подружку. До её лагеря было километра полтора. Лесом.
    В лесу было темновато. Мы наслаждаясь шагали в полуобнимку почти на ощупь. Я сорвал ей ветку лесной сирени — отмахиваться от комаров. Лёгкое, опьяняющее чувство юношеской влюблённости мало-помалу преобразилось в самую что ни на есть кобелиную похоть: захотелось вдуть Жене Емельяновой — впендюрить так, чтоб пробки из ушей повылетали, как говаривали мои тёртые жизнью сверстники. Древний инстинкт продолжения рода так и скрутил меня, слабовольного… Однако не хотелось бы описывать мелкие физиологические подробности. Зачем? Ведь это отдаёт самой низкопробной порнухой, не так ли?
    Слово за слово, шаг за шагом, и вот спутница ухватила мой пока ещё безгрешный елдак и начала медленно, но требовательно оседать на траву, однако было темно, оба мы неловко оступились и чуть не свалились в какую-то рытвину глубиной по колено. И откуда она тут взялась? От неожиданности оба громко ойкнули... Сначала я даже не понял, что помешало мне довести дело до конца и наконец-то сделаться настоящим мужчиной. Что обломало кайф? Кто посягнул на интимность нашего досуга? Чьи-то шаги под скрип веток? Тихий разговор? Четыре огонька сигареты? Пожалуй да, эти тревожные огоньки. Они тлели где-то вверху, гораздо выше моего темени.
   Влюблённое сердце так и ухнуло в пятки.
   Невдалеке стояли четверо. В темноте не разглядеть, но это несомненно были покуривающие верзилы-хулиганы, которые явились домогаться моей Джульетты. Ну вот, сейчас мне как пить дать накостыляют.
   Если бы не было Жени Емельяновой, я бы конечно смылся по-тихому. Но Женя была. Как я оставлю её беззащитную? Ведь потом хоть повеситься с позором. В течение одного вечера это была вторая попытка стать полноценным мужчиной, но удачной ли она будет, я ещё не знал. Ну а где здравый смысл? Один весьма тщедушный против четверых, да ещё таких амбалов! Обязательно покалечат, порежут. Ну, чему бывать, того не миновать.
   Я украдкой взглянул на Женю ( она хранила, кстати, олимпийское спокойствие): будь Женя не такая фигуристая, а хоть бы и плоская, как доска, у меня не хватит духу бросить её, хроменькую, в опасности. На кого оставлю эти беззащитные сиськи и такую милую, доверчивую жопу?.. А все прочие округлые потешные прибамбасы? Они уже принадлежали мне. Мне! При взгляде на собственность у хозяина по-взрослому заныло сердце. Казалось, ничего дороже Жениных почти детских ножек, у меня в жизни не было и не будет. Останусь жив — прильну к ним и зацелую до одури.
   Разобрала какая-то паникёрская удаль. Бить надо первым, любой это знает. Сначала вырубают главаря, лидера. А кто там у них лидер? Темно... Я уже набрал воздуху, чтобы схватить с земли суковатую рогатину и, замахнувшись в сторону сигаретных огоньков, истошно заорать на весь лес: «Что, шакалы, приключений ищете? Всех пошмаляю, завалю… А-а-а! Почахни, мразь животная!»
   Сказать, что во мне взревел раздосадованный хряк, которого оторвали от «высшего из наслаждений», было бы несправедливо. Тут немножко другое. Я насмерть перепугался.
   Это хорошо, что я не успел наброситься на грозную кодлу. Ситуация чудесным разрешилась сама собой. Сигаретные огоньки торопливо исчезли. В глаза ударил луч фонарика. Послышался жалобный девчачий голос: «Ну куда вы пропали, Евгения Филипповна? Тренер сердится. Ищите, врачиху, хоть из-под земли, но доставьте на базу!»
   Малолетние дылды оказалась спортсменками из баскетбольного лагеря. Ох, чтоб вас, окаянные! Чуть не ополоумел от страха. Инстинкт размножения как-то сразу свернулся калачиком, загрустил и почти не подавал признаков жизни.
   «А ты, мальчик, где базируешься?» — прозвучал где-то над моей головой насмешливый голосок. Где я базируюсь? Сказал бы я тебе, жердь долговязая, где я сейчас базируюсь, да только, боюсь, мой эротический очерк зависнет и рухнет из-за нецензурной концовки.
   Малышка Женя оттолкнулась от меня и своей чуть пританцовывающей походкой двинулась вперёд по тропе. Четыре гигантские девочки уныло потащились за ней, пискляво гугня: «Ну простите нас, Евгения Филипповна. Мы больше не будем, ну пра-а-вда!» Женя молчала.
   Так и не знаю, что там между ними произошло…
* * *
   Едва помню, как я добрался до лагеря, вполз в палатку и уснул молодецким сном. Зато очень хорошо помню, как потом бахвалился перед товарищами.
   Отплыли от берега на лодке и отхлебнули, конечно. Ух и геройским парнем предстал я перед их завистливыми взглядами!.. Геройски оттрахал я красавицу и спортсменку прямо в волчьей яме. Уж и стонала она у меня груди, выцеживая сквозь всхлипы жаркие признания! А когда налетели гопники, каждый под два метра, я самого крутого отоварил дубиной, остальные трусливо разбежались. Прихрамывая. Может, чем-то в детстве болели, подонки.
   Хочу сказать, что мужской фантазии иногда нужно позволять вволю разыграться, а то, подолгу зачехлённая, она хиреет и скукоживается. События дня и ночи выстроились в довольно красивый и сплочённый ряд, в котором одно поддерживает другое, и я сам до сих пор свято верю в собственную брехню.
   Так что моё половое созревание с того дня считается завершённым.